Смерть империи - [79]

В тот день, однако, в нем собирался не съезд Коммунистической партии, а, по сути, конституционное собрание, орган, призванный создать совершенно новую систему правления в Советском Союзе.

Я полагал, что дипломатов усадят вверху на балконе, куда их обычно помещали во время праздничных торжеств, но приятно удивился, когда был препровожден к ряду кресел на возвышении слева в зале, откуда прекрасно видны и сцена, где произносились официальные речи, и депутаты, сидевшие в той части зала, которая в американском театре звалась бы «партером». Ожидая назначенного на десять часов открытия, я размышлял о событии, произошедшем за одиннадцать лет до моего рождения, том самом, которое я считал поворотным пунктом в российской истории. Я имею в виду насильственный разгон Учредительного Собрания в январе 1918 года. Первому в истории России органу, избранному на основе всеобщего избирательного права, Учредительному Собранию предстояло составить новую конституцию послецарского периода. Большевики, захватившие власть перед самыми выборами в ноябре 1917 года, получили менее четверти голосов. После дня размышлений, за время которого стало ясно, что большинство не собирается покорно признавать большевистскую власть, на разгон Учредительного Собрания были брошены войска. Двух депутатов забили до смерти.

Презрев выборы, которые не удалось выиграть, Ленин покончил со всякой видимостью демократических процедур. Он ясно дал понять, что будет настаивать на власти, независимо от того, получит он народную поддержку или нет. Законность большевистской власти приходилось доказывать на основе марксисткой теории, а не на суверенитете народа, а это неизбежно вело к созданию полицейского государства, управляемого силой.

Временами я пускался в раздумья о том, что стало бы с Россией и с миром, окажись Ленин демократом. Пожелай он признать, что его партия, оставшись в меньшинстве, имеет право управлять только тогда, когда сумеет убедить большинство населения проголосовать за нее, он способствовал бы установлению конституционного порядка, который помог бы избежать гражданской войны, вражды Западной Европы, опоры на террор и автократическую структуру, которую Сталин сумел превратить втиранию.

Стоило мыслям устремиться в этом направлении, как к действительности меня возвращали слова, произнесенные по другому поводу нашим сыном, Дэвидом, когда ему было четырнадцать лет. Тогда Дэвид очень увлекался военной историей, особенно же его захватила вторая мировая война. Однажды, когда мы обсуждали гитлеровское нападение на Советский Союз, я заметил, что, если бы нацисты освободили людей от коммунистического правления, не обращаясь с украинцами и русскими как с Untermenshen и не подвергая геноциду еврейское население, они вполне могли бы захватить Советский Союз и выиграть войну, Дэвид посмотрел на меня с сомнением и спросил: «Другими словами, папа, не будь нацисты нацистами, все было бы по–другому?»

Вот именно. Не будь нацисты нацистами, не будь большевики большевиками… всеохватная трагедия двадцатого века в том, что и нацисты, и большевики оставались верны собственной природе.

Представительная ветвь власти?

Но вот я сижу в здании, выстроенном большевиками для проведения заседаний руководящего органа партии, ими созданной, и слежу за ходом заседания совершенно иного органа власти: того, что в значительной мере избран гражданами страны, того, у которого имелся формальный мандат на установление нового конституционного устройства, того, что был предложен главой Коммунистической партии и партией создан.

Суждено ли мне стать свидетелем искупления Горбачевым первородного греха Ленина против демократии? Не перестал ли быть большевиком руководитель Коммунистической партии Советского Союза? Вот какие мысли крутились у меня в голове, пока я наблюдал, как рассаживались депутаты по местам, различал знакомые лица, отвечал на приветственные взмахи рук, встречаясь взглядом с теми, кого знал. Настроение было праздничным: всех в зале, похоже, объединяло чувство, что мы участвуем в событии, которому уготовано стать поворотным пунктом в истории.

Заседание открылось с десятым ударом часов, и Председатель Центральной избирательной комиссии по выборам народных депутатов СССР зачитал свой доклад. Он оказался длиннее, чем нужно, и часть депутатов зашумела, выражая нетерпение заняться существом того, ради чего избирался съезд. Когда Председатель закончил, то в соответствии с повесткой дня должен был избираться Президиум съезда, однако на трибуну вышел депутат из Латвии и предложил почтить память погибших в мирной демонстрации в Тбилиси, разогнанной 9 апреля войсками. Затем депутат потребовал «сообщить во всеуслышание и сейчас, на Съезде народных депутатов СССР, кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в городе Тбилиси 9 апреля и применении против них отравляющих веществ, а также сообщить название этих отравляющих веществ».

Такого, похоже, в первоначальном сценарии не было: неужели депутатам позволят действительно взять проведение заседания в свои руки? Ожидать такого было бы слишком. У Горбачева, несомненно, был свой план, и, допуская, возможно, отдельные отклонения, он, как и ожидалось, направил все в предопределенное русло.