Смерть империи - [154]

КПСС на задворках

Провалившаяся попытка Горбачева поставить под контроль руководство новой российской Коммунистической партии привело к повышению ставок на съезде КПСС, начавшемся несколько дней спустя. Хотя съезд был отмечен резкой критикой политики Горбачева, он последовал рекомендациям генсека, когда дошло до выборов высшего руководства.

В итоге, впрочем, не появилось Политбюро или Секретариата, заполненного реформаторами. Новые партийные руководители были скорее бесцветной группой. Былые стойкие партийцы в Политбюро, как «левые», так и «правые», ушли либо вынуждены были уйти. Шеварднадзе, Яковлев, Лигачев и Рыжков — все они вышли из Политбюро и на смену им пришли личности, мало известные широкой общественности. Горбачев сохранил свое положение генерального секретаря (хотя почти четверть делегатов голосовала против него[80]) и пропихнул на новый пост заместителя генерального секретаря своего протеже — Владимира Ивашко, сменившего Владимира Щербицкого на посту главы Коммунистической партии Украины.

Уход Лигачева из руководства не был тихим, Сначала он призвал Горбачева уйти в отставку с партийного поста, а затем составил конкуренцию Ивашко при выборах заместителя генсека, и, хотя Лигачев проиграл, он получил весьма приличное количество голосов.

Выступления на съезде дали ясно почувствовать, что Горбачевское сближение с Западом уже не является больше политическим капиталом чистой пробы. На деле, внешняя политика сделалась одной из наиболее противоречивых тем. Раздавалось все больше и больше голосов, обвинявших Горбачева с Шеварднадзе в том, что их согласие на воссоединение Германии привело к утрате Восточной Европы, к разбазариванию плодов победы во Второй мировой войне. Многие все еще избегали напрямую критиковать Горбачева и сосредоточивали свой огонь на Шеварднадзе.

Шеварднадзе, не колеблясь, поднял перчатку и, отвечая своим критикам, произнес одну из самых красноречивых и трогательных речей за всю свою карьеру. Касаясь вопроса, кто упустил Восточную Европу, он заявил:

«Своих стратегических союзников, товарищи, мы потеряли тогда… когда использовали силу в Венгрии в 1956–ом году, вторглись в Чехословакию в 1968–ом году, вошли в Афганистан. И с Китаем поссорились не в годы перестройки. И кризисные явления в Польше начались не в связи с перестройкой, а задолго до нее».

В отношении Германии он отрицал какую бы то ни было «сделку», чтобы отдать ГДР Бонну. «Жители ГДР сами решат свою судьбу. В этом все дело», — объяснял он.

Горбачев выказал меньше пыла, защищая свою внешнюю политику, но это больше походило на политическое благоразумие, нежели на предвестие некоего изменения внешнего политического курса.

————

Итоги съезда я анализировал со смешанными чувствами. Обсуждения показали, что внутри партии быстро нарастает оппозиция реформам, однако это не помешало Горбачеву снова добиться своего. То, что выборы руководства проводились тайным голосованием, было новшеством, и это был первый съезд после прихода Сталина к власти, на котором проводились подлинные выборы руководителей.

Тем не менее, в новом Политбюро не оказалось реформаторов под стать Александру Яковлеву и Эдуарду Шеварднадзе. Единственное преимущество, которое у него было в сравнении с прежним составом, это отсутствие стати; при желании, Горбачеву теперь гораздо легче было не обращать на Политбюро внимания. Похоже, в том и состояла его негласная цель. Одно из самых частых обвинений, бросавшихся ему противниками на съезде, состояло в том, что он не советовался с Политбюро, прежде чем принимал важные внешнеполитические решения. Тем не менее, как ни сильна была на съезде критика политики Горбачева в отношении Германии, он пришел к соглашению с канцлером Колем всего через несколько дней по окончании съезда. Ничто не указывало на то, что новое Политбюро хотя бы хмыкнуло при этом.

В общем, итоги партийного съезда подтверждали мои предположения о намерениях Горбачева. Пусть не удалось ему получить всеобъемлющую поддержку наиболее радикальных направлений перестройки, зато он остался во главе партии и фактически принизил роль центральных органов партии. Теперь Горбачев волен был пойти на союз с реформаторскими элементами и — со временем — отделаться от партийной машины, если та станет ему мешать.

Так, во всяком случае, мне представлялось в июле 1990 года.

К суверенитету сломя голову

Провозглашение суверенитета Россией вызвало ожидаемую реакцию в других республиках. Узбекистан и Молдавия объявили о суверенитете в июне, Украина и Белоруссия в июле, Туркменистан, Армения и Таджикистан в августе, К концу октября все пятнадцать республик провозгласили либо суверенитет, либо полную независимость. Казахстан и Киргизстан, чьи руководители все еще пытались сотрудничать с Горбачевым в создании федерации, сделали это последними.

Весной и летом 1990 года я побывал в Молдавии и Узбекистане, Туркменистане и Казахстане, а также в ряде автономных республик России, таких как Удмуртия и Бурятия. В сравнении с предыдущим годом перемены во взглядах были поразительными.

————

Кишинев, прежде тихий заштатный город, в начале мае, когда мы туда приехали, бурлил. За несколько месяцев до этого молдавский парламент принял закон о языке, вернувший латинский алфавит языку, который официально именовался молдавским, а на самом деле был так же близок к румынскому, как язык, на каком говорят в Соединенных Штатах, к английскому. Закон обязывал также служащих, имеющих дело с населением (в почтовых отделениях, сберкассах, больницах и тому подобном) в течение пяти лет выучить молдавский язык. Тогда же традиционный румынский флаге тремя, синей, желтой и красной, вертикальными полосами сменил красное знамя, унаследованное от советского флага.