Смерть империи - [144]

_}наш Союз».

Борис Ельцин, 31 мая 1990 г.

Воскресенье 2 июня 1990 года было третьим полным днем второй для Горбачева встречи на высшем уровне в Вашингтоне, Официальные переговоры завершились днем раньше, и два президента провели выходной в спокойствии кэмп–дэвиде кого убежища президента Буша в Мэриленде. Вечером за ужином к ним присоединились высокопоставленные члены обеих делегаций.

Ельцина избрали председателем российского парламента за четыре дня до этого, перед самым отлетом Горбачева из Москвы в Соединенные Штаты и на следующий день после того, как улетел я, чтобы принять участие в вашингтонских совещаниях накануне прибытия Горбачева. У меня не было возможности расспросить Горбачева о выборах Ельцина, явившихся для него, должно быть, тяжелым ударом, особенно учитывая его открытые попытки воспрепятствовать им. Я надеялся, что ужин окажется достаточно неофициальным и я смогу перекинуться с Горбачевым парой слов в сторонке.

Так и оказалось, Гости уже собрались в гостиной за бокалом белого вина или стаканом апельсинового сока (ничего крепче, к огорчению некоторых советских участников), судача по поводу того, как метко метнул Горбачев подкову с первой попытки да как он едва в дерево не врезался, в свой черед управляя коляской для игры в гольф. И тут появился Горбачев.

Из американских участников я один мог беседовать с ним без переводчика, что придавало нам ощущение уединения. Как только мы, покончив с мелочами, завязали разговор, я спросил, считает ли он, что в будущем сможет работать с Ельциным.

«Это вы мне скажите, — ответил Горбачев, пожимая плечами. — Вы его в последнее время чаще видели, чем я».

Это замечание, полунасмешливое, полульстивое, представляло собой типичный для Горбачева прием, когда ему хотелось уйти от трудного вопроса и самому выиграть несколько очков. Из его слов можно было понять, будто я играю какую–то роль в советских внутренних политических интригах, что могло быть как комплиментом, так и предостережением, поскольку для посла рискованно ввязываться во внутреннюю политику. Оставляя же намеки в стороне, я знал, что сказанное Горбачевым было правдой: в последние несколько месяцев я виделся с Ельциным чаше, чем он. Мне казалось, что так получилось больше из–за политического просчета Горбачева, нежели от избытка рвения с моей стороны. Ему следовало бы сотрудничать с Ельциным, как бы то ни было неприятно ему лично. Тем не менее, я решил воспринять его замечание безо всякой задней мысли, лишь бы не дать ему уйти от ответа на мой вопрос.

«Что ж, он говорит мне, что хочет сотрудничать, — сказал я, — и он поражает меня своей искренностью. Только мое мнение значения не имеет. Важно, что вы думаете».

«Все зависит от того, согласен ли Ельцин играть конструктивную роль или нет. У него есть склонность к политическим играм. Но если он успокоится и станет действовать ответственно, мы сможем работать вместе». Горбачев добавил, что недавние высказывания Ельцина вселяют в него некоторую надежду, что так и получится. Впрочем, склонность Ельцина к «демагогическим призывам», которые приведут к «уравниловке», еще более затрудняет создание таких экономических стимулов, какие нужны для перестройки.

Я не спорил с Горбачевым, хотя и считал последнее его замечание несправедливым. Ельцинские нападки на партийные привилегии были нацелены против неоправданных преимуществ, а вовсе не против различий в доходах, полученных по заслугам. Выходило забавно: термин, каким Горбачеву случалось обозначать результат Ельцинских призывов — «уравниловка», — был тем самым словом, которым воспользовался Ельцин во время нашей с ним первой встречи в 1987 году, когда описывал, от каких отношений следует отрешиться во имя успеха перестройки. На деле он не был против экономических стимулов, однако кто–то явно убедил Горбачева в том, что Ельцин против. К тому же, хотя Ельцин вообще все больше предавался популистской риторике, мне казалось, что он прибегает к ней потому что вынужден пробиваться обратно на политическую арену, используя голоса избирателей, а вовсе не из–за своего якобы безответственного отношения к реформе, Предприми Горбачев побольше усилий, чтобы удержать Ельцина в своей команде, и придай побольше ускорения процессу реформирования, и Ельцин оказался бы лишен кое–каких полемических козырей, какие он пускал в ход.

Российские выборы

Пост председателя в Российском Верховном Совете достался Ельцину с большим трудом и с минимальным перевесом голосов. Мартовские выборы народных депутатов на Российский Съезд привели к созданию резко разделенного органа, где сторонники Ельцина оказались в меньшинстве.

Тем не менее, в Москве, Ленинграде, Свердловске и ряде других крупных городов демократические реформаторы действовали исключительно хорошо, завоевав в этих городах большинство мест на Российском Съезде. На обширных же просторах России картина, однако, была иной. Хотя большинство «демократов» были непрочно связаны сдвижением «Демократическая Россия», у них не было развитой общенациональной организации и во многих избирательных округах они не могли даже выставить кандидатов. Из этих районов местные организации Коммунистической партии, взяв верх просто из–за отсутствия противников, направили на Съезд аппаратчиков и директоров государственных предприятий. Хотя партия уже не обладала законной монополией, она по–прежнему держала в своих руках рычаги власти на большей части территории страны.