Смерть или престол (Книга Дуба) - [6]

— Ну, как? — спросила Кази у нее за спиной.

Ясенка от неожиданности подпрыгнула.

— Кажется, почти готов, — ответила она. — Ты в этом понимаешь больше меня. Теперь лучше тебе самой за ним присмотреть. — Она сладко улыбнулась, прекрасно зная, что вареву кипеть еще не меньше часа, но такую возможность улизнуть из дома грех было бы упустить. — Зазар будет недовольна, если клей испортится.

Кази нахмурилась, однако взяла мешалку. Теперь Ясенка могла заняться более приятными вещами.

Но сначала ей нужно было переодеться. Присматривая за котлом, она надевала излохматившуюся от старости рубаху, сшитую из остатков одеяла, — чтобы защититься от горячих брызг и не испортить одежду, которую с такой заботой сшила ей Зазар из шкурок лаппера.

Ясенка знала, что одета лучше, чем большинство жителей деревни: знахарка пустила на ее костюм только шкурки молодых лапперов, которые благодаря искусной выделке стали мягче, чем ткани, привозимые торговцами. Ясенка сбросила рабочую рубаху и натянула на себя узкие штаны. Оставаясь по пояс голой, она закрепила поножи, сделанные из небольших пластинок черепахового панциря и закрывавшие ноги от щиколоток до колен. В нескольких местах на поножах остались следы зубов змей, пытавшихся ее ужалить. Потом девочка надела сандалии на высокой подошве и тщательно завязала их шнурки, чтобы сандалии сидели прочно, а бечевки не мешали движениям. При этом она обратила внимание на то, что поножи уже не доходят ей до колен: значит, она снова выросла. Им с Зазар скоро придется закрепить сверху еще ряд кусочков панциря.

Потом Ясенка просунула голову в горловину рубашки — и с переодеванием было покончено. Зазар постоянно говорила ей, чтобы она надевала поверх рубашки еще и жилет, но Ясенка, как всегда, решила этого не делать. Погода пока стояла теплая, так что в верхней одежде нужды не было. Однако девочка засунула под поножи черепаховый нож. Потом сняла с полки деревянную коробочку с мазью, отгоняющей самый злобный гнус Трясины, и натерла им открытые участки кожи. Один раз она забыла про мазь, и ее так искусали, что она потом несколько дней болела. Встряхнув другую коробку, она обнаружила, что там осталась всего одна обменная жемчужина. Теперь стало понятно, куда отправилась Зазар. Когда она уходила на встречу с торговцами, то всегда забирала все жемчужины, кроме одной — на счастье, чтобы та принесла им новые.

Ясенка знала, как лучше всего обставить побег. Она взяла плетеную корзинку и вышла из дома. Никто не станет ругать ее за то, что она отправилась искать жемчуг. К тому же ей может попасться что-нибудь съедобное. И никто не догадается, что на самом деле она просто убежала от бесконечной работы — и, конечно, от Кази.

Ясенке не разрешалось слоняться без дела. Это она усвоила (порой не без страданий) за прошедшие годы: ведь она считалась подмастерьем Зазар. Впрочем, Ясенка и сама стремилась к учению, стремилась, как изголодавшийся к пиршественному столу.

Учеба разбудила ее любознательность. Но больше всего Ясенке хотелось знать, почему Зазар всегда ходила в Трясину одна — и куда именно она уходила. Знахарка отправлялась в глубь болот, в самые дикие места Трясинной земли, словно имела какую-то тайную цель. Далеко не все ее отлучки означали встречу с торговцами.

— Есть такие места, к которым тебе пока нельзя приближаться, — много раз повторяла ей Зазар. — Когда станешь старше, я сама поведу тебя туда, чтобы ты узнала о том, кто ты такая, что собой представляешь и чем должна стать. А пока наберись терпения.

Голос знахарки звучал непререкаемо, а на кончике пальца иной раз даже вспыхивала искра, так что Ясенка склонна была повиноваться. Однако Зазар не появлялась дома уже несколько дней, и Ясенка ощутила вкус свободы. Она решила использовать подвернувшуюся возможность и, с легким сердцем оставив Кази дома, нырнула в кусты на краю поляны, на которой стояла лачуга Зазар.

В столице Рендела, Ренделшаме, стоял Великий Собор Света, самый большой и важный храм, посвященный Главному Правителю Неба и Земли. Собор был воплощением не только веры, но и чувства прекрасного, созданием лучших мастеров страны. Величественный свод поддерживали высокие белые колонны, выточенные в форме четырех Великих Деревьев, служивших символами четырех правящих Домов Рендела.

Собор также славился окнами, большими и малыми, украшенными картинами из кусочков цветного стекла. Самый большой из витражей был установлен над главным входом. Этот витраж был круглым и представлял собой только украшение, ничего больше, — и он сиял даже при самом слабом свете. Цветы и листья, изображенные на нем, переливались драгоценными камнями; здесь были рубины и гранаты, розовый кварц и сапфир, шпинель и аквамарин, золотой топаз, цитрин, изумруд, хризопраз и турмалин… Символизируя четыре Дома, витраж бросал радужные блики на каждого, кто решал войти в Собор. А внутри другие окна, огромные и совсем маленькие, являли взгляду поучительные сцены, которые должны были наставить посетителя в его повседневной жизни. Вполне естественно, что на многих стеклянных картинах изображались патроны, платившие честным труженикам за работу.