Смерть и прочие хэппи-энды - [10]

В конце концов я написала только три, но каждое из них отняло у меня целую вечность. Я мучилась над каждой строчкой. Потом перечитывала, чтобы убедиться: ничто в них не имеет двойного значения и не может быть неправильно истолковано. Я хотела быть полностью понята своими адресатами.

Первое адресовалось Энди и Элизабет. В своей последней агрессивной тираде, когда она велела мне убираться из их жизни, Элизабет заявила, что они с Энди «одно целое», поэтому я и написала им как «одному целому». Полная прозрачность.

Я не хотела утаивать от них свои эмоции. Поэтому написала, что думала: раз уж они обманывали меня, то по крайней мере могли бы быть добрее. И моя сдержанность не означала, что мне все равно. Это меня ранило. И мне больно до сих пор.

«Я тогда страдала из-за третьего выкидыша. Я горевала и была очень несчастна. Мы могли бы пройти через это вместе, Энди, и найти утешение в объятиях друг друга, но вместо этого ты предпочел уйти за утешением в другое место. И, Элизабет, даже не зная меня тогда, ты точно знала, что делаешь: поступаешь вопреки женской солидарности в то время, когда я была наиболее уязвима. Но самое обидное – ты возложила вину на меня. На ту, у кого отняли все: детей, брак, уверенность в себе и способность доверять, и вы оба вели себя так, словно я это заслужила. Как будто я забыла запереть входную дверь, и это почему-то дало тебе право войти и взять все, что приглянулось, но что тебе не принадлежало. И, по глупости промолчав, я стала соучастником».

В конце я добавила, что, возможно, мне не стоило говорить все, но так как я умираю, то чувствую себя обязанной написать эти три душераздирающие страницы.

Когда я писала письмо к Гарри, то не могла сдержать слез. Мне пришлось переписать его несколько раз, чтобы убедиться, что оно понятно.

«Мой дорогой Гарри, я уверена, что ты будешь шокирован, увидев мой почерк. И, предупреждая твои возможные вопросы, – это не предвещает ничего хорошего. Но я надеюсь, что с тобой все хорошо. Что касается меня, то вынуждена с грустью сообщить, что мне осталось три месяца жизни. Я пишу тебе, потому что не хочу, чтобы ты узнал это от кого-то постороннего, и верю, что ты заслуживаешь лучшего. Что забавно, учитывая, как сильно ты меня ранил. Потому что ты на самом деле сделал мне больно, Гарри. Ты, наверное, скажешь, что не сознавал этого, и будешь прав, потому что я не говорила тебе об этом. Но ты причинил мне боль, и теперь я это говорю.

Факт в том, что я любила тебя, а ты меня предал. Уверена, ты будешь утверждать, что не делал этого, как ты всегда возражал и раньше, но думаю, что сейчас момент быть искренними. Поэтому я открываю тебе свое сердце, зная, что или сейчас, или никогда – буквально.

Мой дражайший Гарри. Я никогда не забуду, как поймала твой взгляд той ночью в баре «Чичи Сити» и подумала: не на меня ли ты смотришь? Оказалось, на меня. И ты был так спокоен и расслаблен, когда подошел к моей компании. Я сразу же почувствовала необычайную легкость в общении с тобой. Со мной никогда не случалось ничего подобного ни до, ни после. Это было волшебно.

Я всегда говорила, что именно ты вернул мне уверенность в себе, но ты должен знать, что эта уверенность ушла вместе с тобой. Предательство наносит ужасный вред человеку, Гарри, и, что еще хуже, ты знал – это моя ахиллесова пята. Как часто мы говорили с тобой об этом? Пережив предательство в браке, я боялась этого больше всего. И ты был таким понимающим, таким искренним, что я почувствовала: я могу тебе доверять. Но мне не следовало, правда?

Называй это женской интуицией, если хочешь, но я знала, что Мелисса ждет за кулисами, как бы ты ни уверял, что она просто друг. Кто бы в это поверил? Хотя, признаюсь, иногда я жалела, что не поверила. Но в тот момент, в той неловкой ситуации, я не хотела снова стать жертвой. Я должен была контролировать ситуацию – и поэтому закончила отношения.

Теперь я жалею, что была такой гордой. Я слишком поторопилась. Все это время я думаю: «а что, если?..» Что, если бы я сражалась за тебя? Если бы сказала, как много ты для меня значишь, вместо того чтобы притворяться, будто мне теперь все безразлично? Что, если бы я поверила тебе? Нам ведь было хорошо вместе. А такие отношения – редкость. Я очень скучаю по тебе, Гарри.

Вот такие дела. Все карты раскрыты. И, раз уж пошел такой откровенный разговор, я, несмотря ни на что, хотела бы снова тебя увидеть, если ты не против. Надеюсь, ты не против? Сказать последнее «прощай».

Дженнифер».

Дописав это письмо, я почувствовала себя полностью опустошенной. Поэтому только через несколько дней достаточно собралась с силами, чтобы обратиться к Изабель.

Как сказать сестре, которую любишь, что ты умираешь? А потом выдернуть чеку из гранаты и выложить все те ужасные вещи, которые она тебе сделала и которые ты раньше принимала молча. Как рассказать о старых ранах, о которых она даже не подозревает, потому что у тебя никогда не хватало смелости заявить о них?

Но именно это я и сделала. Сначала я сообщила, что люблю ее, а затем позволила всей застарелой боли выплеснуться на бумагу. Я тщательно каталогизировала каждый случай ее двуличия: