Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса) - [11]

- Даю клятву, что все ему объясню!- воскликнула она, пожалуй, даже с чуть ненатуральной готовностью.- Добро пожаловать, мы очень-очень рады вас, то есть тебя видеть... Ты не обижайся, если поначалу мы иногда...- она немного смутилась, но потом снова засияла улыбкой.- Я уверена, что ты все поймешь! Мы привыкли к тому, что это наш дом, и еще не привыкли к тому, что ты не просто гость, а...

Хьюго остановил ее, выставив перед собой раскрытую ладонь.

- Милая моя Урсула,- произнес он уже более теплым голосом, хотя в нем еще звучали властные нотки.- Я бесконечно благодарен тебе за эту откровенность. Именно это я надеялся получить от своих английских родственников. Я тоже хочу быть с тобой откровенным.- Он указал ей на кресло.- Может быть, нам лучше сесть?

Сам он опустился на одну из неудобных кушеток и какое-то время разглядывал цветы на ковре. Джима он будто специально не замечал, хотя тот маячил в углу с пылающими от обиды щеками, и хотя ему дали отставку, явно не собирался уходить. Я тоже продолжал тут маячить, но в качестве стороннего наблюдателя. Я чувствовал, что Урсуле и Хьюго почему-то не хочется, чтобы я ушел. Возможно, им требовалось присутствие посредника. А возможно, они пока стеснялись друг друга, и им неловко было остаться одним. Джим, как я понял, был не в счет.

- Тебя, наверное, интересует,- начал Хьюго,- чего ради я приехал сюда, зачем мне нужно разрушать счастье живущих под этим кровом людей. Тебе, видимо, кажется, что та жизнь, которую отец предоставил мне, в самом сердце Парижа, должна бы вполне меня устраивать, гораздо больше, чем эта.- И он бросил взгляд на ландшафт за окнами. А там была сущая благодать. Зеленые газоны влажно сверкали после дождя, справа росли кусты рододендронов, усыпанные чудесными розово-лиловыми цветами.- Возможно, вы все и правы. Но, пойми,- при этих словах мышцы лица его напряглись, и я уже знал, что это предвещало бурю,- дело в том, что ваш с Джимом - и мой, разумеется,- отец совершил одну непростительную ошибку: он запретил мне приезжать в Англию. Я мог ездить куда угодно, только не в Англию. Любые страны были мне доступны, только не моя прародина. И, естественно, больше всего на свете я хотел попасть именно сюда. Я должен был сюда приехать, чтобы развеять чары, вкусить запретный плод и успокоиться.

Урсула улыбнулась ему сочувственной, почти материнской улыбкой, как будто это был наивный малыш. Но в голосе ее все-таки промелькнула предательская тень тайной надежды, когда она спросила:

- Так значит, ты не собираешься тут жить? Ты только хотел побывать у нас... на экскурсии? Как обычно делают на каникулах?

- Я еще ничего точно не решил,- холодно отозвался Хьюго.

- Ой, ты не совсем верно меня понял!- всполошилась Урсула.- Я знаю, в любом слове ты невольно ищешь какой-то подвох. И напрасно. Я действительно подумала о том, что наша жизнь вряд ли оправдает твои ожидания. Тут тихо и уныло, совсем не то, к чему ты наверняка привык там, в Париже!- Она рассмеялась.- Поверь, здешнее общество ты вряд ли найдешь интересным и приятным! Викарий, местные фермеры, их жены и дочери...

- Боюсь, что это ты не совсем верно меня поняла,- все еще натянутым тоном перебил ее он, без тени улыбки.- Я не ищу приятного общества, ты, видимо, имела в виду всякие развлечения. Я ищу душевного равновесия.

Если бы он заявил, что ищет философский камень, я и то был бы меньше изумлен. Весь его облик и манеры до такой степени не соответствовали подобному желанию, что я, забывшись, переместился на передний план и довольно скептически переспросил:

- Душевного равновесия? Это в ваши-то годы?

Хьюго посмотрел на меня довольно сурово, явно оскорбленный моим недоверием; но когда он заговорил со мной, взгляд его смягчился и стал не по-юношески умудренным.

- Да, в мои-то годы!- с незлобной насмешкой передразнил он меня.- Вы полагаете, что раз мы ровесники, то и наши потребности должны быть примерно одинаковыми? Но вы забыли, откуда я родом!- Прежде чем произнести эту фразу, он настороженно замер, а в голосе его вдруг зазвучало такое страстное негодование, что я инстинктивно попятился назад.

- Неужели вы думаете, что я, как и вы, могу позволить себе мечтать о тихом незатейливом счастье? О жене и детях, чтобы было ради кого жить и трудиться? О том, чтобы найти свое место в обществе? Не важно где, лишь бы найти... Но кому, скажите на милость, кому я нужен во всем этом бренном мире?

- Как это кому?- растерянно пробормотал я.- Вы могли бы чем-то заняться, получить профессию...

- Профессию? Ха-ха!- он театрально рассмеялся.- А зачем она мне, эта профессия? Вы предлагаете мне тоже заняться медициной? Исцелять страждущих и помогать ближним? Но зачем мне навязываться людям, которые наверняка не захотят пользоваться моими услугами? Зачем вообще работать, если денег мне и так хватает? Нет, это все не для меня! Есть более разумные занятия в этой жизни: убивать то время, которое тебе отпущено, главное - добрести до могилы! Судя по тому, что мне рассказывали, вы живете тихо и спокойно, дни проходят незаметно, похожие один на другой. Мне говорили, что английские сельские дворяне - самые счастливые на свете люди, конечно, с точки зрения тех, кому по вкусу именно неспешная размеренность, без всякой суеты.