Смерть и побрякушки - [41]

— Не важно, какие буковки на фасаде — суть у вашей организации все та же, — Кирилл хотел что-то сказать, но она его опередила, — Лучше объясните мне, почем собака бросалась именно на Сашку? Только на него!

— Тонкое наблюдение, — Валера поторопился вернуться в центр внимания, — Мариночка, вы не только красавица, но и умница, а красивая умная женщина — мечта всей моей жизни! А на мальчика пес бросался потому что…

Жестом фокусника Валера выхватил из кармана вышитый тапочек, отороченный мехом…

— …его натравили!

— Это Сашин? — Кирилл поставил на ладонь крохотную обувку, — Маленький какой! Где вы его нашли?

— На тротуаре валялся. Местечко удобное, вся ваша аллея просматривается. Видно, там человек с передатчиком и стоял.

— Откуда у них тапочек ребенка?

— Еще не выяснили…

— С моей работы, — перебила его Марина, — Мы когда уезжали, я Сашу в ботиночки переобула, а тапки в кабинете остались.

— Маленький ребенок должен быть дома, а не таскаться по всяким работам! В городе грипп, — раздраженно заявил Кирилл, — Хорошо хоть догадались тапочки взять.

— Тапочки — лучшее средство от гриппа, — хихикнул Валера.

— Я не имел в виду… Я в целом…

С удивлением и несказанным удовольствием Марина наблюдала смущенного господина Валуева. Оказываться, через его маску наглой невозмутимости все-таки можно пробиться. Она не стала пояснять, что не «догадалась взять» тапочки, а просто ничего кроме тапочек не брала — и так противный мужик ей все нервы вымотал, а после такого признания живьем съест. А ее собственное постоянное чувство вины перед Сашкой ему поможет. Вместо признания она поинтересовалась:

— Между нашим отъездом и нападением прошло не больше четырех часов. Как они успели натаскать собаку?

— Есть разные методы дрессуры, — рассеяно пояснил Кирилл, продолжая задумчиво разглядывать детский тапочек, — Тренируют на атаку вообще, усиливают ненависть болевым импульсом, а конкретный предмет, запах просто указывает цель. Меня другое интересует: кто у вас на работе мог передать обувь малыша дрессировщику?

— Да кто ж, как ни чудо-Эдичка, — досадливо дернула плечом Марина. И удивилась, увидев как пристально, испытующе смотрят на нее мужчины.

— Марина, вы знаете заказчика? — Валера был непривычно серьезен, отставив даже свою обычную, доведенную до автоматизма манеру говорить комплементы.

— Пашка знал. И не заказчика, а его… фасад, что ли. Человека, которого настоящий заказчик использует. Пашка в своем последнем письме рассказал.

— Марина Сергеевна, могу я все же прочитать это письмо?

— Я уже сказала — не можете, — вовсе ей не хочется, чтобы посторонний мужик читал Пашкины откровения. У него там Марина настоящая гром-баба, апостол мирового феминизма. Не бегать же во время чтения вокруг, приговаривая: «Я не такая!» И еще что-то там дальше про ожидание трамвая.

— Ладно, вы тут разбирайтесь, а я пошел. — Валера поднялся, сгреб в карман ошейник и тапочек. — Мне еще надо положить вещественные доказательства туда, откуда я их извлек. Кстати, совершенно незаконно, исключительно по дружбе.

— Я ценю, — Кирилл царственно склонил голову, словно сеньор, благодарящий за службу верного вассала.

— Я вам тоже очень благодарна, — поторопилась вставить Марина.

— Мариночка, да ради вас… Хоть луну с неба, — торопливо вскричал Валера и снова присосался к ее руке, а Марина досадливо дернулась. Не вовремя она вылезла со своей благодарностью. Этот веселый обаятельный парень рисковал карьерой и положением ради хлыщеватого типа в очках, ради Кирилла, а она здесь была не причем. Хоть бы раз в жизни кто ради нее…

Ну что за страсть прибедняться! Марина сто раз замечала за собой потребность быть несчастненькой и обиженной. Она гнала паршивое желание прочь, но оно периодически возвращалось. Вот и сейчас снова навалилось. Да есть у нее друзья, и есть кого попросить о серьезной услуге, и журналистское братство — оно покруче любых кагебэшников.

Отрубив закрытой дверью нескончаемый поток Валериных комплиментов, она вернулась в кухню. Ей удалось восстановить чувство уверенности в себе и она взирала на Кирилла почти дружески. В конце концов, некрасиво злобиться на человека, который только что спас тебе жизнь.

— Письмо не покажу, — она в корне пресекла всяческие уговоры, — Но могу пересказать. И я в самом концерне кое-что выяснила.

Рассказ о неведомом противнике, задумавшем перехватить «Worldpress», о Пашкиной запоздалой попытке защитить жену и ребенка, об Эдике Макарове с его мафиозным папочкой и неизвестной женщине, звавшей Сашку с собой и пропавшей при Маринином появлении, занял довольно много времени. Кирилл оказался прекрасным собеседником — он молчал. Не задавал вопросов, не требовал уточнений, а терпеливо вбирал в себя и информацию, и Маринины догадки, и ее сомнения. К концу своего монолога Марина готова была признать, что в кагебэшной подготовке все же было и хорошее.

Наконец Марина выдохлась и вопросительно уставилась на Кирилла.

— Я переговорил с владелицей нотариальной конторы, в которой Павел оформил документы на передачу собственности, — лицо Кирилла исказилось, словно мужик касторки хлебнул. Странно, а Марине казалось, что уж кому-кому, а господину Валуеву стерва Аллочка должна приглянуться. Типичные два сапога — пара: оба лощеные, надменные, самоуверенные, оба большие мастера без мыла в задницу лезть. Марина на секунду представила, как Кирилл и Алла, стараясь не терять величавого достоинства, вынуждены лезть туда, куда она подумала, и сдавленно хихикнула.