Смерть — это сон. Белая вдова - [122]

Она продолжала изучающе глядеть на Ларри, затем в конце концов сказала:

— Ты сам немало удивился высказанному только что предложению, разве не так, дорогой? На самом же деле у тебя нет ни малейшего желания так поступить, верно?

— Может быть, и так, но сказанного уже не воротишь, — ответил Ларри. — И вот еще, о чем мне хочется тебя попросить — перестань читать мои мысли. Кого-нибудь другого — сколько твоей душе угодно. Но только не мои. По крайней мере, не давай мне возможности знать, что ты это делаешь. Ну, так как, договорились?

Она рассмеялась, очень тихо и очень нежно, затем приложила легонько свою ладонь к щеке, которую утром так сильно шлепнула.

— Я мало-помалу начинаю думать, что ты еще глупее, чем я. Тебе, Ларри Финлэй, следовало бы знать наперед, каким будет мой ответ.

Он обнял ее и второй своей рукой, правда, только после того, как она обвила обеими руками его шею, а губы ее, как ему показалось, начали искать его губы, чтобы слиться в длящемся целую вечность и даже дольше поцелуе. На какое-то мгновенье в голове его еще пронеслась шальная мысль о том, не этого ли она так давно и долго добивалась, однако он тут же решил, что время сейчас совсем не подходящее для какого бы то ни было анализа.

На этом быстроходном катере имелась великолепная, отделанная красным деревом каюта. Без всяких особых слов они оба выпрямились и стали опускаться по сходне, что вела в эту каюту, как бы повинуясь одному и тому же импульсу, овладевшему одновременно ими обоими. Уже в каюте Ида повернулась к нему, лицо ее прямо пылало желанием.

— Дорогой, это безумие, но я так долго ждала этого мгновенья.

— Это я был сумасшедшим, — нежно ответил ей Ларри, — что заставил тебя так долго ждать.

С этими словами он снова крепко обнял ее, она, легонько вскрикнув, прижалась к нему всем телом. Какое-то время они покрывали друг друга страстными поцелуями, затем Ларри начал ее раздевать, однако она горячо прошептала:

— Нет, дорогой! Я больше не в состоянии ждать!

Они вместе, как единое целое, повалились на одну из аккуратно застеленных коек, ни на одну секунду не разжимая тесных объятий, в которые они заключили друг друга. Овладевая ею, Ларри испытывал совершенно неописуемое ощущение правильности того, что он делает, ощущение того, что наконец-то он делает то, что должен был сделать уже очень давно. А позже, когда они утолили первую волну нахлынувшей на них обоих необузданной страсти и оба разделись, он стал нежно гладить и ласкать тело, в котором так долго самому себе отказывал, и горячо проклинал свое извращенное самолюбие, которое побуждало отказываться от такого счастья.

Она легонько пошевелилась и тихо застонала, ее теплые, влажные губы потянулись вверх, к его губам, и нашли их — и снова острое желание будто электрическим током пронзило их обоих. Ларри обнаружил, что он наслаждается женщиной, в которой самым счастливым для него образом сочетаются страстность Долорес с такой трепещущей, томной нежностью Тони, благодаря чему это сочетание возносит его всего намного, очень намного выше, чем каждое из этих качеств, взятое в отдельности.

Они восторженно наслаждались друг другом, подчиняясь ритму вод, которые они рассекали, пока их, все еще находящихся в объятиях друг друга, в конце концов не одолел сон…

На заре их разбудил улыбающийся молодой слуга, черный как смоль, с зубами и белками глаз, сверкающими как ярко-белая слоновая кость.

— Как я полагаю, — произнес он с очень сильно заметным характерным для уроженцев британской Вест-Индии акцентом, — вы уже достаточно созрели для чашечки крепкого кофе? — Он слегка покачивался в такт раскачиваниям корпуса катера, держа в руках поднос с двумя чашками, от которых исходил пар, не пролив при этом на пол каюты ни капли.

Ида зажмурилась, зевнула, провела влажными липкими пальцами по растрепанным каштановым волосам и немного смущенно рассмеялась.

— Благодарю тебя, Дюбарри, поставь, пожалуйста, кофе. — Затем, когда слуга поставил обе чашки на небольшой столик, размещавшийся в каюте, и удалился, произнесла: — Да, Ларри, какое замечательное сегодня утро!

Ларри приподнялся, подперевшись локтем, потянулся, стал разминать замлевшие от длительного лежания в одной и той же, не очень-то удобной позе, мускулы. Затем тряхнул головой, как бы прочищая ее от всяких неуместных мыслей, и произнес:

— Я вполне разделяю твои чувства.

Лицо девушки расплылось в улыбке.

— Не стесняйся, пей кофе. В самом деле, замечательное сегодня утро!

— Может быть, для тунца или селедки, — сказал он девушке. Однако после того, как выпил добрую половину чашки горькой горячей жидкости, начал чувствовать себя уже почти как человек. Поднял взор на Иду — она улыбнулась ему, он ответил ей взаимной улыбкой. Над головой у них что-то прокричала чайка. Сейчас было совсем несложно позабыть начисто и об амазонках, и о Мэйне Корнмэне, и о Долорес Грин, и о Неде, и о Тони Лоринг, и о лейтенанте Харви, и о Дэне Брайте, и о плюгавом. Повсюду вокруг них была только необычайно голубая водная гладь, отсвечивавшаяся оранжево-розовыми первыми лучами восходящего солнца.

— Глянь-ка, что впереди нас — чуть левее по носу! — вдруг вскричала Ида. — Это и есть Кэй!