Смерть - дорогое удовольствие - [36]

– Сам мсье Дэтт, – сказала Мария, – мог взять фильм.

Жан-Поль свернул на обочину и остановился.

– Мы довольно долго играли в эту игру, Мария.

– В какую игру? – спросила Мария. Позади них водитель такси принялся жутко ругаться, как только понял, что они не собираются двигаться.

– Игра в то, как сильно ты ненавидишь Дэтта, – пояснил Жан-Поль.

– Я действительно его ненавижу.

– Он твой отец, Мария.

– Он мне не отец, это просто глупая история, которую он тебе рассказал из каких-то своих соображений.

– Тогда где твой отец?

– Его убили в 1940 году в Буйоне, в Бельгии, во время боев с немцами. При воздушном налете.

– Он был того же возраста, что и Дэтт.

– Как и миллионы других мужчин, – пожала плечами Мария. – Это настолько нелепая ложь, что не стоит и спорить из-за нее. Дэтт надеялся, что я проглочу эту историю, но даже он сам больше не упоминал о ней. Дурацкая ложь.

Жан-Поль неуверенно улыбнулся.

– Почему?

– О Жан-Поль! Почему! Ты же знаешь, как работает его маленький злой умишко. Я вышла замуж за важного человека из Сюртэ. Разве ты не понимаешь теперь, как удобно было бы заставить меня считать его моим отцом? Своего рода страховка, вот почему.

Спор утомил Жана-Поля.

– Ладно, пусть он не твой отец. Но я все же думаю, что тебе следует сотрудничать.

– Как сотрудничать?

– Делиться с ним информацией.

– Сможет он отдать фильм, если информация будет того стоить?

– Я могу его спросить. – Он улыбнулся. – Теперь ты разумна, любовь моя.

Мария кивнула, машина тронулась. Жан-Поль запечатлел быстрый поцелуй у нее на лбу. Таксист, увидев такое, издал клаксоном короткий запрещенный сигнал. Жан-Поль опять поцеловал лоб Марии, на этот раз несколько более страстно.

Огромная Триумфальная арка вырастала перед ними, когда они неслись по площади Звезды, как обмылки по кухонной раковине. Сотни шин скрипели в борьбе с центробежной силой. Поток вынес их на бульвар Великой армии. Транспорт замер по сигналу светофора.

Мужчина, ловко танцующий между машинами, собирал деньги, просовывая взамен газеты в окошки машин, его движения напоминали танец с веером. Когда сигнал светофора изменился, машины рванулись вперед. Мария развернула свою газету. Краска еще не высохла и размазалась под большим пальцем. Заголовок гласил: «Исчезают американские туристы». Там была фотография Гудзона, американского исследователя водорода. В газете говорилось о том, что, по сообщению американского посольства, он был руководителем проекта, связанного с замораживанием пищи, который назывался «Паркс». Ни лицо, ни имя человека ничего не говорили Марии.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил Жан-Поль, который в это время состязался с «мини-купером».

– Нет, – ответила Мария, стирая типографскую краску с большого пальца. – В это время года никогда нет ничего интересного. Англичане называют это время глупым сезоном.

Глава 18

В «Собаках» был весь спектр удовольствий. В заведении было темно, жарко, и все корчились, как черви в банке с наживкой.

Музыка оглушала, а напитки стоили невероятно дорого даже для Парижа. Мы с Бирдом сидели в углу.

– Заведение совершенно не в моем вкусе, – заявил Бирд. – Но в некотором смысле оно мне нравится.

Девушка в золотой вышитой пижаме протискивалась между столиками. Проходя мимо нас, она наклонилась и поцеловала меня в ухо.

– Дорогой, – промурлыкала она, – давно не виделись. – И тем полностью исчерпала свой запас английских слов.

– Черт побери, – сказал Бирд, – просвечивает насквозь, черт побери.

Девушка признательно потрепала плечо Бирда и двинулась дальше.

– У вас действительно замечательные друзья. – Бирд перестал меня критиковать и стал рассматривать как социальную достопримечательность, которая стоит того, чтобы на нее посмотреть.

– У журналиста должны быть контакты, – объяснил я.

– Мой Бог, конечно! – воскликнул Бирд.

Музыка неожиданно прекратилась. Бирд вытер лицо красным шелковым платком.

– Похоже на кочегарку, – сказал он.

Клуб странно притих.

– Вы были военно-морским инженером?

– Я действительно закончил артиллерийскую школу и начал служить лейтенантом. Закончил службу капитаном третьего ранга. Мог стать капитаном первого ранга, если бы случилась хоть небольшая война, или контрадмиралом, если бы война была большая. Никаких иллюзий и неоправдавшихся ожиданий. Двадцати семи лет службы на флоте вполне достаточно. Я прошел через все. В моем послужном списке больше кораблей, чем я в состоянии запомнить.

– Вы должны скучать по службе.

– Никогда. Зачем мне скучать? Руководить кораблем – все равно что руководить небольшой фабрикой. И только временами это волнующее занятие, а большей частью скучное. Абсолютно никогда ни капли не скучаю по службе. По правде сказать, никогда о ней даже не вспоминаю.

– Разве вы не скучаете по морю, или по движению, или по погоде?

– Черт побери, парень, в вас чувствуется влияние Джозефа Конрада. Корабли, в особенности крейсеры, всего-навсего большие металлические фабрики, имеющие довольно большой крен в плохую погоду. Ничего хорошего в этом нет, старина. Чертовски неудобно, правда! Военно-морской флот был для меня просто местом работы, что меня вполне устраивало. Я ничего не имею против военно-морского флота, совсем ничего не имею, я ему многим обязан, нет сомнения, но это просто работа, такая же, как и любая другая, нет ничего романтического в профессии моряка.