Смерть докторши - [9]

Тут главный прокурор благосклонно усмехнулся.

— Кое-что бросается в глаза, — продолжал Сутер, — а именно то обстоятельство, что в момент обнаружения трупа защитное жалюзи на окне было поднято, само же окно разбито снаружи. Исчезли также некоторые наркотические препараты, однако это, как я уже сказал, отнюдь не доказывает, что убийцу надо искать среди наркоманов. Вполне возможно, преступник умышленно оставил ложный след.

Затем настал черед комиссара Хункелера. Он был краток, сказал, что дознание только-только началось и на данном этапе делать какие-либо выводы преждевременно. В заключение он поблагодарил главного прокурора, который даже прервал отпуск, чтобы личным присутствием здесь выразить свое глубокое потрясение. Главный прокурор вновь благосклонно усмехнулся.

Журналистов собралось очень много — десятка четыре с лишком. С телевидения приехали целых три съемочные группы, и даже французская «Альзас» и немецкая «Бадише цайтунг» прислали репортеров.

По заданным вопросам быстро выяснилось, какие моменты интересуют газетчиков в первую очередь. Можно ли что-нибудь узнать об орудии преступления? Есть ли вообще основания полагать, что данное убийство не связано с наркотиками? Может, преступление совершил кто-то из алкоголиков, ведь они тоже обретаются в тех местах? Нельзя ли узнать имена взятых под стражу наркоманов и получить их фотографии? Или преступника следует искать среди обитателей интерната для престарелых, которых вконец допекли наркоманские безобразия и потому они обратили всю свою ненависть на слишком уж либеральную г-жу Эрни — как бы акт мести молчаливого большинства базельской политике в области наркотиков.

Тут опять подключился прокурор Сутер. Четкими фразами — хоть сейчас в печать! — он предостерег от опрометчивых выводов, напомнил о человеческом достоинстве, каковое и у наркоманов никто отнимать не вправе, об обязанности правосудия сначала доказать вину, а уж потом предъявлять обвинения и закончил свою речь, подчеркнув, что следствие изучает все возможности, в том числе и возможность преступления на почве личных отношений.

Когда же прозвучал вопрос, с кем г-жа Эрни поддерживала личные отношения, ведь, по слухам, у нее была связь с неким старым сталинистом, слово опять взял главный прокурор. Он призвал к терпению, к журналистской сдержанности, основанной на высокой профессиональной этике, без которой серьезная журналистика невозможна. Сейчас главное — не мешать уголовной полиции, пусть спокойно работает. Конечно, сотрудничество СМИ весьма желательно, однако он просит соблюдать необходимую осторожность.

— Какая наглость! — сказал репортер цюрихской «Бульварцайтунг». — Только лекций о профессиональной этике нам и недоставало! Мы, слава Богу, сами знаем, о чем писать и как. И если базельская прокуратура не предоставит нужной информации, добудем ее сами. Кстати, интересно, почему это пресс-конференцию назначили на восемнадцать часов? Поздновато, материал не попадет в утренний выпуск.

В ответ на сей враждебный выпад главный прокурор сокрушенно усмехнулся.

Около восьми вечера Хункелер позвонил своей приятельнице Хедвиг и спросил, не хочет ли она поужинать с ним у «Джека» в Фольжанбуре. Как обычно, Хедвиг сразу же согласилась, и он сказал, что заедет за нею примерно через час.

Пешком комиссар поднялся вверх по Аубергу, вышел к Леонхардсграбену. Справа площадь Лонхоф с изящной готической церковью и темно зелеными липами перед нею. Липы уже отвели, в знойном городском воздухе ни намека на благоухание. Хункелер шагал по Хойбергу, любуясь старинными бюргерскими домами. Эта улочка словно бы выросла сама собой, ее не вычерчивали по линейке зодчего, просто строили дом за домом, ставя их по слегка извилистой, чуть ли не танцующей линии.

Выйдя на Петерсграбен, он миновал аудиторный корпус университета. Здесь он проучился целых восемь семестров, более-менее усердно. Почему-то вспомнилось, как в перерывах между лекциями они выходили покурить на улицу, на этот самый тротуар, по которому он сейчас шагает. Считали себя тогда хорошими ребятами, смышлеными скептиками, с интересом слушали старых профессоров, среди которых было несколько известных всему миру эмигрантов из гитлеровской Германии. Правда, Хункелер достаточно рано понял, что до выпускного экзамена не дотянет. Не сможет освоиться в традиционном ученом мире старой профессуры. Его интересовали вещи, которым здесь не учили.

Вот и площадь Петерсплац, обсаженная вязами. Трава на газонах пожухла. В 1968-м здесь проходили многолюдные митинги, наводившие страх и ужас на ректорат и правительство. Несколько раз выступали приезжие знаменитости из Парижа и Берлина. Из осторожности полиция их терпела. Она с превеликим удовольствием запретила бы такие сборища, но не рискнула, ведь тогда еще не было средств, чтобы реализовать подобный запрет.

Молодежный бунт обрушился на город как природный катаклизм, никто не ожидал такого, нигде в Европе. Хункелер горько рассмеялся, представив себе, какой арсенал задействует полиция, случись ей вновь столкнуться с непокорной молодежью.

В ту пору на всех митингах держала речи и Криста Эрни, причем нисколько не уступала зарубежным знаменитостям. Говорила она от имени базельской организации Свободного студенчества. Провозгласила университет суверенной республикой, где государственным властям делать нечего. Эта республика должна заниматься исследованиями на благо человечества, только не по указке посторонних — промышленности и политики. Предмет исследований должны определять сами студенты.