Смерть докторши - [2]

В машине их было четверо. Капрал Луди, взъерошенный и угрюмый, явно предпочел бы покопаться в розыскных файлах. Унтер-офицер детектив Мадёрен тоже чернее тучи, раздосадован столь бурным началом недели, лучше бы денек поспокойней. За рулем — Халлер с люцернской трубкой в зубах, но не курит, Мадёрен раз и навсегда запретил курить в служебных поездках.

Хункелер коротко рассказал коллегам все, что знал о г-же Эрни. Возраст — около шестидесяти, в 1968-м активно участвовала в студенческих волнениях, была соучредительницей Базельской прогрессивной организации (сокращенно БПО), которая принесла в город новые веяния, после развала БПО вступила в Либерально-демократическую партию и вошла в кантональный парламент, где занималась вопросами культуры и театра. По сведениям Хункелера, замуж она так и не вышла. Практику держала сообща с д-ром Фридрихом Кнехтом, о котором комиссару было известно только, что он часто выезжает на Эгейское море походить под парусом и возвращается оттуда с великолепным загаром. Общий рентгеновский кабинет, общая лаборатория. Лаборантка — по имени Рут Цбинден — совсем молодая, еще и тридцати нет.

— Ловко, — заметил Халлер, остановив машину перед новостройкой, облицованной кирпичом, — пациенты прямо под носом, далеко ходить не надо.

Все шло как обычно в подобных случаях. По-армейски жесткие распоряжения, лихорадочная суматоха, нервозность, особенно когда подъехали криминалисты. Знакомая, действовавшая Хункелеру на нервы бестолковая суетня хитроумного, но бессмысленного полицейского аппарата. Он лишь ненадолго подошел к двери врачебного кабинета, где на полу лежала д-р Эрни, с открытыми глазами. Она казалась до странности привлекательной, не то чтобы по-настоящему красивой, но на удивление моложавой. Большое окно, смотревшее в парк, было разбито, осколки впрямь валялись в комнате. Защитное жалюзи поднято. Шкаф с ядовитыми препаратами взломан, несколько склянок раскатились по голубому ковровому покрытию. На стене знаменитая фотография Че Гевары. Всякий раз, когда приходил к д-ру Эрни на прием, Хункелер спрашивал себя, почему она так и не рассталась с кумиром своей юности.

Он обернулся к г-же Швааб, которая восседала у себя за стойкой. А возле стойки торчал Халлер, собираясь раскурить трубку.

— У нас курить воспрещается, — сказала г-жа Швааб. — Тут врачебная практика, а не опиумный притон.

— Сходи-ка вон к тем домишкам, — распорядился Хункелер. — Там есть лавочки, а на лавочках сидят старички и старушки, пялятся в нашу сторону. Посиди рядышком, покури, потолкуй с ними, послушай, что расскажут.

Халлер кивнул и вышел.

— Доктор Кнехт на месте? — спросил Хункелер.

— Нет, — ответила г-жа Швааб, судорожно сцепив руки на коленях. — В Базеле ему было слишком жарко, вот и укатил на Пелопоннес, катается там на своей яхте.

— Вы можете с ним связаться?

— Я — нет. Его жена может.

— Позвоните ей, пожалуйста, пусть она вызовет его в Базель.

— Прямо сейчас позвонить?

— Нет. Сперва я хочу поговорить с вами. Кофе не найдется?

Она кивнула на дверь лаборатории:

— Там есть кофеварка-эспрессо. Обычное ней управляется госпожа Цбинден.

— Когда она приходит?

— По понедельникам к девяти. У нее жилой фургон в Шварцвальде, в Шёнау-ан-дер-Визе. Друг у нее рыболов-спортсмен, форель ловит.

Г-жа Швааб явно обрадовалась возможности поговорить о будничных вещах. Руки у нес разжались.

Они прошли в лабораторию. Стройные ряды пробирок с кровью и мочой. Какие-то приборы по стенам, на столике — кофеварка. Г-жа Швааб подставила две чашки, включила. Из краников потек кофе.

Хункелер шагнул к окну, глянул на площадку для игры в шары, заросшую темно-зелеными сорняками. Возле павильончика, со стороны площадки открытого, стояли Луди, Мадёрен и шестеро молодых людей — четверо парней и две девицы. Рядом вертелась дворняжка пятнистой черно-белой масти.

— Наркоманы, — сказала г-жа Швааб, протягивая комиссару чашку. — Так им и надо, пускай посидят за решеткой.

Мадёрен тем временем извлек из кармана две пары наручников и повязал парней.

— Что ж он девкам-то наручники не наденет? — возмутилась г-жа Швааб. — Этаких бесстыдниц еще поискать, а шустрые — не приведи Господь! Мигом сбегут.

— Полагаю, у него при себе только две пары наручников. Собачонку-то как зовут?

— Будда. Бедолага, кормят они его плохо.

— А почему, собственно, площадкой никто не пользуется? — спросил Хункелер, наблюдая, как уводят задержанных и собачонку. — Недурственно, поди, теплым летним вечерком покатать шары.

— Почему? Небось из-за наркоманов. Они тут весь климат портят.

— А раньше, в смысле до появления наркоманов, играли?

Г-жа Швааб скривила губы, выставив на обозрение большущие верхние резцы. Вопрос явно пришелся ей не по душе.

— Я точно не помню. Они давно на площадке обосновались. Вдобавок тут алкаши шлендают. Эти еще хуже. Нужду справляют прямо под деревьями, хотя совсем рядом есть туалет.

Хункелер достал было сигарету, но закурить не решился и спрятал ее обратно в пачку.

— Что за алкаши?

— Альбин и Конрад. Старики, конченые типы.

— Где они сейчас?

— Понятия не имею. В субботу утром здесь ошивались, песни горланили, сама слышала.