Смерть Цезаря. Хроника самого громкого убийства в древней истории - [23]
В качестве главы дружественного государства Клеопатра проводила в Риме большую часть времени в делах, традиционных для посещавших его царей и цариц, общаясь и закрепляя связи с высокопоставленными римлянами и обмениваясь с ними подарками. Она привезла из Египта драгоценные браслеты, за которые ей предлагали информацию и дополнительные возможности.
С ней виделся Марк Антоний. Возможно, именно тогда между ними пробежала искра, позже разгоревшаяся в один из самых страстных романов в истории. С ней виделся и Цицерон, но отнюдь не по любовным делам. Ему было обещано несколько книг из знаменитой царской библиотеки, однако он так и не получил их.
«Царицу я ненавижу», — писал оратор весной 44 г. и, вероятно, был в этом чувстве не одинок. Римляне не доверяли иностранцам, особенно грекам и могущественным женщинам. Присутствие царицы Египта только подпитывало слухи о том, что Цезарь сам хотел стать царем или планировал навсегда покинуть Рим и переехать в Александрию (город его любовницы) либо Трою (родину его мифического предка Энея). Многих также беспокоила возможность, что он заберет богатства империи с собой, обескровит рабочую силу Италии и бросит Рим на произвол своих друзей.
Прежде чем отправляться на Парфию, диктатор хотел уладить дела в Риме. Он говорил, что его беспокоит пренебрежение к его законам. Но в Риме Цезарь провел слишком мало времени, чтобы можно было считать его действительно серьезно обеспокоенным. Скорее всего, он нашел политическую жизнь в Риме разочаровывающе скучной по сравнению со своей любимой сферой деятельности — войной. Возможно, Цезарь рассчитывал, что небольшая пауза приучит римлян к его правлению. И в самом деле, люди, окружавшие Цезаря, не дотягивали до его масштаба, так что в народе могли даже с нетерпением ждать его возвращения.
Цезарь собирал огромную армию, настолько большую, что осуществлять свои планы он начал не позднее осени 45 г. Это была сильнейшая армия, которой когда-либо командовал Цезарь: 16 легионов или 80 тысяч пехотинцев, если легионы имели полную численность[61], и 10 тысяч конницы. Шесть из этих легионов и вспомогательные войска уже зимовали недалеко от Аполлонии (в совр. Албании), на западном конце Эгнатиевой дороги, ведущей на восток к Геллеспонту. Цезарь планировал выехать из Рима на новую кампанию 18 марта 44 г. — в весеннее время, обычное для таких мероприятий, спустя год и один день после победы при Мунде.
На первый взгляд парфянский поход Цезаря кажется вопросом государственной безопасности, но при ближайшем рассмотрении он имел взрывные последствия для внутренней политики. Аргумент в пользу похода заключался в необходимости защищать восточную границу Рима от империи-противника, которая уже вторглась в римскую Сирию[62]. Могучая Парфия простиралась от Восточного Ирана до Восточной Турции и Курдистана. То было единственное пограничное государство, представляющее угрозу Риму. Завоевание Парфии положило бы конец угрозе, но вопрос об этой войне расколол Рим по линии партийных пристрастий: популяры были ястребами, оптиматы — голубями.
Марк Лициний Красс в 53 г. совершил нападение на Парфию (его подбивал к тому Цезарь[63]), но потерпел поражение. Для диктатора Парфия была еще одной целью для грандиозной военной кампании, но на сей раз — против чужеземцев, как это было в Галлии, а не против римлян, как в гражданскую войну. Победа в Галлии сделала Цезаря пожизненным диктатором, победа в Парфии могла сделать его царем. Тем, кто еще верил в res publica, тяжело было смотреть на начало нового конфликта.
Впрочем, война была, как кажется, популярна среди амбициозных молодых римлян, происходивших как из элиты, так и из простонародья, — и по разным причинам. Битвы в Галлии уже принесли десяткам тысяч людей власть и богатство. Парфянская война стала возможностью для наиболее инициативных добиться такого же успеха. Похоже, никто не хотел упустить этот шанс.
Но для одного молодого римлянина в войне было больше преимуществ, чем для кого-либо еще. Речь идет об Октавиане. В декабре 45 г. Цезарь послал его провести зиму с легионами и военным наставником в Аполлонии, на главной римской военной базе. Наставник должен был научить его военному искусству, а командование легионами могло дать Октавиану возможность опробовать свои политические навыки. Для Цезаря это была возможность представить наследника солдатам, а для внимательного наблюдателя — веская причина опасаться парфянской войны.
При Республике в сенате в полную силу развернулось бы противодействие войне. Начались бы бесконечные дебаты, тщательно продуманные речи, обвинения, хвастовство, разногласия, голосования и ответные действия на это. Но теперь решения принимал диктатор.
Цезарь говорил, что на его век славы уже хватит. Но что если он лукавил? Что если он хотел закончить свою военную карьеру, сражаясь с чужеземцами, а не на полях гражданской войны? Коль скоро в 53 г. именно он побудил Красса напасть на Парфию, он мог теперь считать, что его dignitas требует отмщения за то поражение. Он мог желать отомстить также и за других из числа тех, кто пал в решающей битве при Каррах, — за сына Красса, Публия, который был его офицером в Галлии, и за отряд галльских кавалеристов. Вероятно, он также хотел предотвратить возможность поддержки со стороны парфян сына Помпея, Секста, который всё еще не был захвачен
