СМЕРШ - [21]
Польки нахально осматривали меня, перешептывались.
— Садись сюда, Коля, — обратился ко мне Черноусов.
Я сел на предложенное мне место. Справа от меня — девушка лет двадцати, блондинка с шустрыми глазами, слева — полная черноволосая молодая дама.
— Пан младший лейтенант неточный, — заговорила блондинка.
— Не беда!.. Как тебя звать?
— Янина.
— Великолепно.
Янина была трезвее остальных. Она засыпала меня десятками вопросов, на которые приходилось отвечать. После двадцатиминутного разговора я убедился, что моя новая знакомая очень милая и хитрая гимназистка восьмого класса.
— Родители у тебя есть?
— Нет. Немцы два года назад убили папу. Мама умерла давно, когда мне было пять лет.
— Как же ты живешь?
— Помогает сестра…
Черноусов танцевал с черноволосой дамой, Кузякин обнимал совершенно пьяную женщину лет тридцати пяти, Шапиро «заговаривал зубы» шестнадцатилетней девушке.
— Ты бы отвел домой свою любву, Кузякин, — шутливо заметил Черноусов.
— Пойдем, что ли?
Пьяная «любва» послушна встала и, с трудом передвигая ноги, последовала за Кузякиным.
Высокая рыжая полька, все время сидевшая без кавалеров, затянула хриплым голосом гуральскую песенку. На второй строчке голос ее оборвался.
— К черту всех панов советских офицеров! — прокричала она и повалилась на пол.
— Гадость! — не выдержала Янина. — Проводи меня домой, пан.
— Почему? Хозяин обидится…
— Прошу тебя!
— Если так настаиваешь — пожалуйста. Далеко живешь?
— Да.
Я помог Янине одеться и мы, распрощавшись с гостями, вышли на улицу. Янина взяла меня под руку и мы пошли по грязным тротуарам, часто сворачивая то вправо, то влево.
— Ты не русский, — обратилась ко мне Янина неожиданно.
— Глупости, я русский.
— Где служишь?
— Это военная тайна, — сказал я, рассмеявшись.
— Впрочем, не говори, я и так знаю.
Янина произнесла эти слова с такой уверенностью, что я невольно заинтересовался.
— Ты служила у немцев, Янина.
— Служила, на кухне в одном госпитале.
— Врешь!
— Почему ты думаешь, что вру?
— Ты служила в военных частях. Помнишь, у лейтенанта ты рассказывала мне, как в тебя был влюблен один эсесовский офицер?
— Помню. Он лежал у нас в госпитале.
— Врешь. Ты говорила, что он бывал у вас на квартире.
— Это потом, когда выздоровел.
Янина умело выворачивалась и мне никак не удавалось смутить ее. Почему-то я был уверен, что эта хитрая гимназистка пристала ко мне не только по одним любовным соображениям.
— Ладно! Не будем спорить. Ты мне скажи, в какой части я служу.
— В контрразведке, — последовал уверенный ответ.
— Почему ты так думаешь?
— Ваша контрразведка плохо маскирует себя. Все офицеры опрятно одеты, культурны и умны. Это их сильно отличает от армейских офицеров. Взять хотя бы к примеру, вас четырех. Все вы владеете иностранными языками, умеете обращаться с женщинами…
— Слушай, Янина! Если б я был офицером контрразведки, я арестовал бы тебя.
— За что?
— За то, что знаешь много лишнего. Я уверен, что ты работаешь в Армии Крайовой. Считай меня кем хочешь, я не стану разубеждать тебя. Но запомни мой совет: не заглядывай часто смерти в глаза.
Янина молчала. Пройдя еще метров десять, мы остановились.
— Вот я и дома!.. Зайдешь, что ли? Сестра уехала. В комнате у меня две постели, можешь переночевать.
Я видел хитрые глаза Янины, я слышал ее властный голос, ощущал теплоту ее тела. В душе у меня зашевелились сомнения.
— Нет, Янина, я пойду домой.
— Как тебе угодно!
Мы простились.
— Заходи завтра вечером. Буду ждать! — крикнула она мне уже с крыльца.
Я ничего не ответил и быстро зашагал по направлению к городу. Частые убийства, свидетельствовали о ненависти поляков к русским. Кто знает, что думает Янина. Она бесспорно связана с Армией Крайовой. Откуда она знает столько интересных подробностей о советской контрразведке?
Нет, жизнь мне пока не надоела. Тем более, что предстоит ответственная работа.
Вчера вечером наша маленькая оперативная группа собралась у Черноусова.
Началось пьянство. Кузякин рассказывал про свою «любву». Шапиро громко смеялся и подзадоривал «неопытного ухажора».
Черноусов пил стакан за стаканом.
— Коля, расскажи ты про свою блондинку, — обратился он ко мне, с трудом поворачивая язык и глядя пьяными глазами в пустоту.
— Мне не о чем рассказывать. Я проводил Янину и возвратился домой.
— Вре-е-ешь! Ты — не наш. Ты — недорезанный буржуй.
— Пошел ты к черту, — выругался я.
Черноусов устремил на меня свои бессмысленные глаза и приоткрыл рот. Рука его скользнула по кобуре.
Я видел, как глаза его наливались бешеной решимостью. Еще секунда…
Капитан Шапиро схватил его за руку и вырвал наган.
— Брось, Ваня!
— Я убью его! Он — не наш! Он — недорезанный буржуй!
Сколько ненависти было в его голосе! Так ненавидеть могут только кровно обиженные люди.
— Если бы ты не был пьян, я бы иначе разговаривал с тобой. До свидания…
Никто не задерживал меня.
На улице я облегченно вздохнул. Правильно ли я поступил? Да! Нужно быть твердым, нахальным, дерзким. Только так можно будет избежать подозрений.
В 7 часов утра я проснулся от стука в дверь. Вошел Черноусов.
— Извини, Коля… Мне стыдно, право, за вчерашнее. Виновата водка.
Я не поверил Черноусову. Он ненавидит меня и теперь. За что? За то, что я буржуй? Но я же не буржуй. Мои родители — бедные крестьяне.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.