Смерч - [3]

— А зря все-таки ты, Вадька, — начал было Денис.

— Заткнись! — хмуро оборвал Вадим. — Дали бы по паре хуков этому обормоту и смылись. А ты прямо взбесился… Мне врезал ни за что ни про что…

— Как… тебе?!

— Да я ж тебя оттянуть хотел, а ты — рраз! До сих пор челюсть ноет…

— Ты… это… — Денис поежился, будто его сквозняком прохватило. — Я же не видел…

— Вот и говорю: ослеп от бешенства. Нельзя же так.

У Вадима нашлось зеркальце. Осмотрели, как они выразились, «раны Игоревы». Продолговатое, худощавое лицо Дениса, обычно улыбчивое, сейчас было угрюмым, светло-зеленые глаза его утеряли выражение веселого удальства, в них стыла тоска. Под правым глазом наливался багровостью синяк. Хорошо еще, что нос крепкий, а то бы кровью умылся. На круглом скуластом лице Вадима видимых повреждений не было, но по тому, как он говорил сквозь зубы, стараясь не раскрывать рта, чувствовалось, челюстные связки у него побаливают.

— А Капитоша ничего не знает, — вздохнул Денис.

— Ну да, только его не хватало для полного комплекта, — вяло отозвался Вадим.

Разговаривать не хотелось. Сидели рядышком, привалившись к облупленной стенке.

«Как в школе, только парты не хватает», — с горькой иронией подумал Денис.

Да, шесть лет сидели они с Вадимом за одной партой. А впереди обычно занимал место Ленька Костров, по прозвищу Капитоша. Прозвище происходило от слова «капитан». Всему классу было известно, что после окончания десятилетки Ленька твердо решил поступить в мореходное училище и стать капитаном дальнего плавания. В зимние каникулы он приступил к постройке метровой модели учебного парусника «Товарищ» и теперь строительство приближалось к завершению.

Денис с Вадимом немного завидовали постоянству друга, его верности мечте. Их собственные увлечения менялись не то что каждый год, а каждый месяц. Во время ледового дрейфа папанинцев они решили стать полярниками, после перелета Чкалова — летчиками, после событий у озера Хасан — героическими командирами Красной Армии, вроде лейтенанта Мошляка, водрузившего красное знамя на сопке Заозерной…

Разница в темпераментах не мешала ребятам постоянно держаться троицей и на улице и в школе.

Дениса и Вадима, кроме того, связывало нечто большее, нежели тяга мальчишек к товариществу, связывала тайна, не придуманная, а «всамделишная», принадлежавшая не столько им, сколько их отцам. Собственно, если разобраться, то никакой тайны не было, а была таинственная захватывающая история, благодаря которой они, мальчишки, родившиеся на восьмом году Советской власти, как бы осязаемо почувствовали дыхание жарких ветров гражданской войны.

3

Денис учился во втором классе, когда к ним пришел новый учитель Иван Иванович Зеленков. Высокий мохнатобровый человек с двумя глубокими морщинами от скул до подбородка, просекавшими его щеки, он выглядел строгим и мрачноватым. Глаза у него были внимательные и как бы всевидящие — созоруешь у него за спиной, а он, не оборачиваясь, сделает тебе замечание. Да и охота ли тут озоровать, когда слушать его хотелось и день и ночь — так интересно вел он уроки. Приехал учитель из Самары вместе с семьей. В одном классе с Денисом стал учиться и сын Ивана Ивановича Вадим. Мать Вадима, как оказалось, недавно умерла, что и побудило учителя бросить насиженное место и переехать в безвестный поселок, районный центр Черноземья.

Постепенно Иван Иванович побывал дома у всех своих учеников. Пришел он и к Чулковым. Отец, человек хлебосольный, усадил его за стол, напоил чаем. За разговором выяснилось, что оба — участники гражданской войны. Отец воевал у Пархоменко командиром эскадрона, Иван Иванович был комиссаром полка.

Учитель стал часто бывать у Чулковых, подружился с отцом Дениса, Николаем Семеновичем.

Однажды Николай Семенович сказал учителю:

— Непонятное получается… Был ты на гражданской комиссаром полка, должность немаленькая… А теперь — рядовой учитель младших классов в заштатном пристанционном поселке. Что произошло? В чем дело?

И вот что рассказал Иван Иванович.

Будучи на Царицынском фронте, он выразил недоверие одному из крупных работников штаба, бывшему офицеру. Тот подал на комиссара полка рапорт начальству. Начальство, также из бывших офицеров, приписало Ивану Ивановичу «небольшевистский подход к военным специалистам». Получил Иван Иванович строгий выговор по партийной линии и был понижен в должности до командира конного взвода разведки.

Полк бросили против банд Махно на Украину. Во время одной из разведок в Стародубском уезде взвод окружили два эскадрона махновцев. Порубили всех. Свалили и комиссара Зеленкова. Удар клинком пришелся по голове (Иван Иванович раздвинул волосы и показал бугристый рубец от лба до макушки), но живуч оказался бывший комиссар.

Когда очнулся, ползком добрался до рощицы, и, опасаясь, что добытые в разведке документы и партийный билет достанутся врагу, уложил их в кожаный кисет и закопал под деревом.

Пришел в себя только в лазарете, в тылу. Оказывается, кто-то подобрал его, доставил к своим. Отлежался в госпитале, рана зарубцевалась. Прибыл в полк, доложил о том, что произошло. Ивану Ивановичу не поверили. Свидетелей не было, — кто его привез в лазарет, так и не узнал. Парткомиссия обвинила его в том, что, струсив, он выбросил партбилет, и в партии не восстановила.