Смена эпох - [4]

У Кабула появятся два города-спутника на 140 тысяч жителей, а все население столицы вырастет до двух с половиной миллионов человек. На каждого ее обитателя будет приходиться 10–12 квадратных метров — сегодняшняя норма от двух до пяти.

…Микрорайон. За короткий срок это знакомое советским людям слово стало привычным и для жителя афганской столицы. Вроде бы панели. Вроде бы стандарт. Но на аккуратные, приветливые, затененные от жгучего южного солнца ажурными бетонными решетками и зеленью пятиэтажки их обитатели смотрят с любовью, остальные кабульцы — с надеждой. Тяга в эти городки огромная. Здесь по соседству живут ученые, министры, военные, работники городских учреждений.

Мэр столицы Абдиани рассказывал мне, что после революции квартиры в микрорайонах стали предоставляться и рабочим семьям. Ситуация в старом Кабуле немыслимая. Раньше генерал жил в двухэтажной вилле с мраморными полами, бассейном, каминами, а каменщик, строивший эту виллу, ютился со своей семьей из семи-восьми человек в однокомнатной лачуге. Сейчас они могут оказаться соседями по лестничной площадке в одном панельном доме.

Может быть, штрихи нового в афганской столице пока не так заметны. Но, повторяю, нельзя забывать, что созидательные планы республики вынашиваются и осуществляются в условиях необъявленной войны, навязанной ДРА внутренними и внешними врагами революции. Войны подлой, предательской, с убийствами из-за угла, ночными налетами, поджогами школ и мечетей, взрывами в ресторанах и кинотеатрах. Вот почему пока нельзя отменить комендантский час… На заседаниях муниципалитета обсуждаются такие вопросы, как борьба с детской беспризорностью, оказание материальной помощи семьям погибших в боях за революцию, обеспечение жителей города дровами и керосином, активизация противодействия контрреволюционным силам. Честь и хвала власти, которая в таких условиях может бороться и мечтать, с отвагой и оптимизмом думать не только о сегодняшнем дне, но и о далеком будущем. Без этой революционной смелости городу было бы куда труднее освобождаться от оков прошлого, от вековой отсталости и темноты.

Над Кабулом все яснее и ярче разгорается заря новой жизни.

ГОРДОСТЬ БЕЛУДЖА

Солнце в зените. Вечная сушь. Спекшаяся струпьями глина. Промолотая жерновами веков нежная, невесомая пыль пустыни. Тщедушная тень от кустиков верблюжьей колючки и мелкого бурьяна, которую легко вместить в пригоршню. Таков этот краешек афганской земли в двадцати верстах от Кандагара. Чтобы поселиться здесь добровольно, человек должен быть достаточно продублен судьбой и не раз испытан ею на крепость…

Людям племени белуджей, перебравшегося сюда три года назад из пакистанского пограничья, такие мысли показались бы наверняка праздными и суетными. Белудж — чаще всего не пахарь, не ремесленник, не торговец. Он не отягощен бытом и лишним имуществом. Воин и охотник, скиталец-скотовод, он с детства привыкает к суровостям природы, будь то в неприступных диких горах или огнедышащих песках низких широт.

Напротив, племени белуджского вождя Якуб-хана эти места сразу пришлись по сердцу. Простор, вся земля вокруг — твоя. Уважение и помощь со стороны народной власти. Совсем не так по ту сторону границы. Нынешний пакистанский режим все более ущемляет национальные интересы белуджей. Им отказывают в образовании, их под разными предлогами не допускают к службе в армии, государственных учреждениях, сгоняют с отцовских земель.

«Непосредственным поводом для переселения племени в Афганистан, — рассказывал мне во время нашего первого знакомства Якуб-хан, — было то, что губернатор провинции Белуджистан отобрал у нас пастбища. Мы пробовали выгонять туда своих овец и дальше, но кто-то отравил там воду во всех источниках. А здесь нам сразу отвели огромный участок земли. Ничего, что она пока не очень щедра. Главное, что во многих местах вода подходит тут к самой поверхности. Мы нашли здесь старый колодец. Построим новые и заживем на славу».

Разговор этот происходил весной 1983 года, когда племя только пускало первые ростки жизни на новом месте. Не было домов — их заменяли палатки и традиционные белуджские кибитки из деревянных жердей, обтянутых козьими шкурами или грубой домотканой материей. Вождь просил извинить его за то, что чай мы пьем под открытым небом, у костра. Зато неподалеку, на окраине поселка, шла веселая, спорая работа. Мужчины и подростки строили первую в истории их племени школу. Одни заканчивали копать ров для фундамента, другие месили голыми ногами саман. Самые опытные строители, старики, лепили вручную, без всяких форм, кирпичи, которые быстро высыхали на солнце.

— Почему вы решили начать именно со школы? — спросил я у вождя.

— Нас полторы тысячи, а читаю и пишу лишь я да мои дети. Входить в новую жизнь, в революцию неграмотными нельзя. Провинциальные власти Кандагара обещали дать нам учителей, учебники, как только школа будет готова. Вот мы и спешим. Я еще не стар, мне только пятьдесят. Может быть, доживу до тех лет, когда у нашего плёмени будут свои врачи, учителя, агрономы, когда нашей молодежи станут доступны все современные профессии.