Смена эпох - [2]

К стене дувала, окружающего корпункт «Известий», лепится глиняный домик городского уборщика Кадыра. Куча детишек, рано постаревшая хозяйка, все светлое время суток хлопочущая у сложенного во дворе очага. Правда, едва начнет смеркаться, вся семья забивается в единственную комнату своей хижины. Большинство домов в Кабуле не имеет центрального отопления, и надо нагреть помещение на ночь своим дыханием, которому чуть-чуть помогает крохотная жаровня с покупными и недешево стоящими углями.

Розии, так зовут хозяйку, лет сорок, но она еще ни разу в жизни не была за порогом дома, сперва отцовского, теперь мужниного. Большая часть ее детей — девочки. Они тоже пока не покидали своего двора. Розия — потомственная жительница Кабула, может быть, уже в седьмом колене. Но она не знает, как выглядит Кабул, что представляют собой его базары, улицы, больницы, школа, куда ходят учиться двое ее сыновей.

Так случилось, что ее старшая сестра Фагфура замуж не вышла. До 37 лет она жила в доме отца, воспитывая многочисленных младших сестер и братьев, помогая по хозяйству и часто выслушивая попреки куском хлеба от родителей. Вот, дескать, повисла камнем на шее… Лишь после революции закончила курсы ликбеза и пошла работать на Кабульский домостроительный комбинат.

Сейчас она единственная в отцовской семье получает зарплату. Более того, по купонам, выдаваемым работникам государственных предприятий, в специальных магазинах она приобретает продукты, стоящие значительно дешевле, чем на базаре. Их хватает всей отцовской семье, где живут ее родители, она и два ее самых младших брата. Но и это еще не все. Всю жизнь отец Фагфуры арендовал в старой части Кабула маленькую темную и сырую лачугу. Весной 1985 года его «неудачница» — старшая дочь принесла с работы ордер на новую трехкомнатную квартиру со всеми современными удобствами — такие строит для своих рабочих комбинат. И теперь они живут в ней, причем отец Фагфуры (по профессии он чистильщик колодцев) без возражений выделил дочери отдельную комнату, по ее выбору.

Я познакомился с Фагфурой в швейной мастерской комбината, долго расспрашивал ее, как реагирует на такие события в ее жизни Розия. «Только ахает да посылает своего Кадыра работать на какой-нибудь приличный завод…»

Выполнить это пожелание Кадыру пока будет довольно трудно. Дело не только в том, что у него нет никакой специальности. В Кабуле сегодня еще мало промышленных предприятий, не хватает рабочих мест. Те, кто владеет каким-либо ремеслом, трудятся, как правило, в собственных крошечных мастерских. Вдоль многих улиц города тянутся вперемешку с частными лавками-дуканами эти темные и тесные приюты кабульских жестянщиков, кузнецов, медников, дубильщиков, ткачей, омрачая прохожих и самих мастеров едким пламенем, гулом и звоном, извергая снопы искр и тучи черного чада.

Работать здесь, понятно, не мед. Но с какой завистью смотрят на этих мастеров «вольные» кабульские ремесленники, не имеющие своего верстака, постоянной крыши над головой, зависящие от случайных заказчиков! Каждое утро в 6 часов на одной из людных площадей столицы Сары-Чаук собираются, например, столяры и стекольщики. О месте их встречи знает весь город. Нужно вам врезать форточку в окно — вы едете сюда и привозите мастера домой. Однако предложение, как правило, значительно выше спроса. Потоптавшись часов до десяти, половина собравшихся здесь столяров расходится по домам ни с чем.

Мастера колодезных дел собираются у перекрестка двух больших дорог в Новом городе — Шаринау. Жарким летом 1986 года они были нарасхват. Столичный водопровод снабжает водой только многоэтажные дома, все остальные семьи берут ее из дворовых колодцев. Бесснежная зима и отсутствие дождей весной и летом высушили кабульские колодцы. Почти каждая семья была вынуждена углублять их на метр-полтора. Пользуясь своим знакомством с Фагфурой, я попросил ее отца заняться и колодцем корпункта «Известий».

Старик пришел с двумя подручными. Разувшись, он, как кошка, спустился по гладкой бетонной трубе колодца, не имеющей ни выступов, ни скоб, на десятиметровую глубину. Воды сохранилось мало, может быть, по пояс, но она была ледяная. Киркой и лопатой мастер стал вгрызаться в грунт. Его помощники поднимали резиновым ведром выкопанную землю. Каждые полчаса, ухватившись за веревку, землекоп вылезал наверх и, стуча зубами, отогревался в лучах жаркого кабульского солнца. А когда работа была закончена, потребовал горячего чая и пил его чуть ли не кипящим. Я спросил его, не наживет ли он так радикулит или что-нибудь похуже. Он с улыбкой ответил: «Смолоду не нажил, теперь уже поздно… Сейчас-то, в жару, хорошо, а мы ведь и зимой работаем».

Последние ведра с землей он посылал наверх, стоя в студеной воде по плечи…

Улица — рабочее место бродячих парикмахеров, единственный инструмент которых старинная зазубренная бритва; писцов, сочиняющих для не знающих грамоты письма родным, прошения и заявления в государственные ведомства; фотографов с допотопными фанерными камерами; «кучи» — доставщиков грузов с их двухколесными тележками; уборщиков, раз в неделю извлекающих гнилые яблоки, арбузные корки и прочий хлам из джуев — канав, отделяющих дорогу от тротуара; уличных сапожников, способных за четверть часа дать вашим башмакам вторую жизнь; «дуби» — наемных прачек, которые, как и все мастера, конечно же, мужчины.