Смело мы в бой пойдем… - [8]

Опомнился он лишь тогда, когда Ян Карлович сильно хлопнул его по плечу и громко произнес:

— Ну, я вижу, что вы сработаетесь. — И уже тише, так чтобы слышал один Алексей, добавил, — Давай, товарищ Ковалев, не тушуйся. Девчоночка правильная, наша. Не век же тебе бирюком жить. Вспомни, что товарищ Коллонтай говорит…

Алексей не слушал. Он шагал к автомобилю широкими шагами, и переводчица семенила рядом. Алексей думал о девушке. И о тех словах, что сказал ему Берзинь. Он очнулся от размышлений только когда понял, что девушка что-то говорит ему и, видимо, уже не в первый раз.

— Простите?

Девушка снова смутилась:

— Я только говорила, товарищ Ковалев, что меня зовут Мария Моисеевна. Можно просто Маша.

Просто Маша… Он, конечно, запомнит это…

Уже вечером они добрались до расположения штаба бригады. Алексей прошел мимо часовых, и неприятно удивился тому, что никто не спросил ни документов, ни пропуска. Крепкий, плотный, невысокий человек в генеральской фуражке и звездами в петлицах поднялся им навстречу:

— Петер Лукач. Вы — мой начальник штаба? Товарищ Берзинь сообщил мне о вас. А вы, как я полагаю, товарищ переводчица? — Он широко повел рукой, предлагая Алексею и Маше садится.

Алексей узнал говорившего. Это был знаменитый венгерский писатель-коммунист Мате Залка, герой революции 1919 года, бежавший из страны после победы реакции, и с тех пор активно сотрудничавший с Коминтерном. Они уже встречались раньше, в Манчжурии и Турции, а также в ЦК Коминтерна. Улыбнувшись и поздравив самого себя с возможностью произвести на Машу впечатление, Ковалев шагнул вперед:

— Здравствуйте, товарищ Залка! Я — Ковалев, может помните?

— Как же, как же, товарищ Алексей! Герой Манчжурии! Очень рад, что вы у нас. А ваша спутница?

— Переводчица. Товарищ Левина.

Маша подошла поближе. Она безусловно знала писателя и пропагандиста Мате Залка, и теперь совсем оробела от присутствия таких известных людей. Она стояла, во все глаза разглядывая генерала Лукача и его начальника штаба. И в ее взгляде светилась наивная детская вера в сильных и мудрых взрослых людей.

… Потом были отчаянные бои за Серро-де-лос-Анхелес — Гору Ангелов. Этот высокий холм на юго-восточных подступах к Мадриду превратился в настоящую крепость. Фашисты отрыли там шесть линий траншей, а монастырь стоящий на вершине холма укрепили и сделали своей цитаделью. 12-я интербригада получила приказ выбить противника и занять монастырь, господствующий над всей местностью.

Артподготовка уже отгремела, а бойцы все еще никак не могли подняться в атаку. Вчерашние учителя, пропагандисты, активисты профсоюзов они вжимались в землю, не смея поднять головы из-за уцелевших стрелков. 2-ой батальон состоящий из французов и бельгийцев лежал пластом, не в силах расстаться с матерью землей. И тогда Алексей, замирая от ужаса перед слепой смертью, встал в полный рост и подошел к бойцам. Небрежно закурил папиросу и столь же небрежно поинтересовался:

— Ну-с, так и будем лежать? — Пуля свистнула рядом с его головой, но он сумел сдержаться и не нагнулся, — Тогда я один пойду.

И он зашагал вверх по склону. Это подействовало и, выкрикивая что-то воинственное, французские товарищи бросились вперед с винтовками наперевес. Он бежал вместе с ними, тоже вопя нечто боевое и яростное. Заветная цель — первая линия траншей была уже рукой подать, но в этот момент ожил молчавший доселе «МГ-34». Длинная очередь смела первую шеренгу атакующих, и зацепила тех, кто не успел упасть ничком. Алексей успел, и теперь ему оставалось лишь бессильно скрипеть зубами, наблюдая как захлебывается натиск батальона, как уже ползут назад уцелевшие бойцы, как чаще мечутся огоньки выстрелов над траншеей фашистов.

И тут вмешалась минометная батарея республиканцев. Должно быть у минометчиков были хорошие корректировщики и отменные наводчики, потому что уже со второго залпа мины начали рваться в траншее. Пулемет франкистов замолчал, окутавшись дымом близкого разрыва, стрельба стала куда реже и из правильных залпов превратилась в бестолковую трескотню. Ковалев понял, что сейчас самый удобный момент для того, чтобы переломит ход боя в свою пользу. Вскочив на ноги, он с криком «Вива Республика!» очертя голову бросился вперед.

Батальон не бросил его, и бойцы вновь поднялись в атаку. Алексей перемахнул через остатки проволочного заграждения и спрыгнул в траншею. Выстрелил в упор в какого-то франкиста, пытавшегося то ли поднять винтовку, то ли поднять руки, метнулся к изгибу окопа, и еле успел отпрянуть назад. Пуля впилась в стенку траншеи как раз туда, где мгновение назад была его голова. Ковалев выставил руку с пистолетом и послал три пули в ответ. В этот момент «МГ» снова ожил.

Алексей слышал крики своих бойцов, попавших под кинжальный огонь станкача, садившего длинными злобными очередями. Как видно пулеметчик пришел к выводу, что теперь патроны жалеть нечего: все равно врагу достанутся. Ковалев вжимался в земляную стенку. Он слышал, как рвутся брошенные интербригадовцами наугад гранаты, как замолкая на секунду, смертоносная машина вновь и вновь взревывает в своей страшной ярости, собирая свою кровавую жатву. Как надсаживаясь кричит кто-то, получив пулю не то в поясницу не то в живот, и как невидимый пулеметчик, в упоении боя орет хриплым голосом дикую песню: