Смелая - [13]

Так как кислота лишила меня речи, мне пришлось набраться сил, чтобы заговорить. Мне удалось произнести всего три слова: «иди», «на», «хер». Как будто взорвали бесшумную бомбу. Я никогда не произносила ругательств на мать. Большой просчет.

К этому моменту действующим лицом стал еще один человек, мой новый отчим, Стив. Он был подлым пьяницей. Я помню, он говорил мне, что комары никогда не кусали его, потому что у него злая кровь. Он совсем не любил нас, детей моей матери. Мы все можем сказать, что он не хотел, чтобы мы существовали. Но мы существовали, так что проблема оставалась.

Он не был добр к моим младшим братьям. Жестокий. Он не любил и меня, потому что я видела его, настоящего, и я всегда пыталась предупредить маму. Стив увидел возможность избавиться от меня, и воспользовался ей. Он начал с того, что назвал меня наркоманкой, объявил, что видит во мне все признаки наркомании, потому что мне нравилось носить черное и слушать The Doors. Одна доза кислоты. Одна. Доза. Я уверена, что нужно больше, чтобы считаться наркоманкой.

Две недели спустя моя мать отправила меня в наркологическую клинику, где меня заперли в возрасте тринадцати лет, мою обувь забрали, чтобы предотвратить мой побег. Я сказала врачам, что я никогда в жизни не принимала наркотики, кроме одной дозы ЛСД, и мне сказали, что я отрицаю зависимость. Снимаю перед ними шляпу: не было никакого способа сбежать. Мой дом в обозримом будущем был на верхнем этаже больницы Святого сердца, в жалком Юджине.

Время, которое я провела в реабилитационном центре, было и развлекательным, и монотонным. Они рассказывали нам о наркотиках около четырех часов в день: какими были их уличные названия, какова была стоимость, где достать, какое у них действие. Все, что вы когда-либо хотели знать о наркотиках, но боялись спросить, прямо от властей. Какого хрена? Они хотели постоянных клиентов?

Я была моложе всех там и вскоре стала главарем. Один раз в столовой я нюхнула сахарозаменитель, чтобы доказать, какая я крутая и позлить медсестер. Я никогда не нюхала раньше, но я видела, как это делают в одном из больничных образовательных фильмов. Ничего больнее я в нос не засовывала, я могу сказать, что сахарозаменитель – самый настоящий химикат. Вам лучше его не глотать и тем более не нюхать. Пошло ужасно. На вкус как крысиный яд. Мне удалось сохранить невозмутимый вид и не расплакаться, как хотелось. Делать вид, что ничего не произошло, было, вероятно, лучшей актерской игрой, которую я когда-либо показывала. Медсестры были очень недовольны, но меня поддержали братья по несчастью.

Семейная терапия проходила один день в неделю и больше напоминала шутку. Все в вашей семье должны были рассказать вам о том, как на них повлияло ваше употребление наркотиков. Она не работала, потому что я приняла кислоту всего один раз. В основном мои братья и сестры выглядели смущенными. Моя сестра Дейзи сказала мне просто говорить, что я наркоманка, чтобы мне было легче. И снова если бы я призналась в чем-то, что не было правдой, мой поступок успокоил бы власть имущих. Если бы я призналась, что была наркоманкой, меня бы выпустили раньше. Я думала об этом, но нет, в очередной раз, я отказалась предать себя, чтобы облегчить свою или чужую жизнь.

Я была в ярости, что застряла где-то и под жестким контролем. Количество времени, которое я должна провести там, зависело от моего хорошего поведения. Я знала себя, и я знала, что мое отношение не улучшится. Я была проблемным ребенком отделения, потому что я была буквально ребенком. Из того, что я видела, мое поведение никогда не улучшится. Единственный способ был бежать. Так я и сделала. Я стала дружелюбнее с нашим уборщиком по этажу. Ему было все равно, когда я проскользнула мимо него на лестницу и даже помахала рукой на прощание.

Я выбралась на улицу и побежала. Не маленький подвиг с учетом того, что на ногах у меня были больничные носки с подушечками снизу.

Я бродила несколько кварталов, пока не пришла в кофейню. Я встретила девушку в туалете, прокалывая нос иглой, как это делается. Она помогла мне довести дело до конца. Ее звали Хлоя. На улице вы встречаете людей, и они мгновенно становятся лучшими друзьями. Хлоя познакомила меня с двумя панк-рокерами постарше по имени Слэм и Майонез, уличные крысы-дегенераты, обоим под тридцать. У одного были темные волосы с большими шипами, другой блондин с большими шипами. В центре Юджина бродило много подростков-бродяг. Я надеялась, что мое будущее будет другим.

В ту ночь шел сильный дождь, и мы все искали убежища под церковным крыльцом. Моя кровать для моей первой ночи в качестве бездомного подростка был холодная – мокрая грязь. Это была сочащаяся грязь, которая разбудила меня, просочившись мне в уши. Мой слух был искажен, но могла различить какие-то пронзительные бессмысленные крики. Я смутно видела в тусклом свете, что Слэм был сверху Хлои. Я не видела Мистера Майонеза. По сей день я не знаю, случилось ли это по обоюдному согласию. Надеюсь, так и было.

И снова, я думаю, что я осталась одна, потому что я выглядела как мальчик. Я помню, что чувствовала себя спасенной, потому что у меня еще не было груди. Я выскользнула оттуда дюйм за дюймом, потеряв носки в процессе. Мои уши убивали меня, и мое зрение начало раздваиваться. Босиком и в мокрой грязи, единственное, что я смогла придумать, это вернуться в больницу, так я и сделала. Я рухнула в ноги медсестры, плача о панках и возможном изнасиловании.