Смехачи Мейерхольда - [14]

.

Хотя Луначарский говорил, что пьеса непонятна, изложил он всё прекрасно.

27 апреля 1929 года на заседании художественно-политического совета состоялось обсуждение просмотра черновой репетиции спектакля «Командарм 2». Мнения присутствующих разделились. Одни считали, что это будет провал. Другие эксперимент одобряли.

М. Славин (Химкурсы): «Я не вижу в личности Оконного тот тип интеллигента, который претендует на бразды правления»^{24}.

Мейерхольд: «К сожалению, главный исполнитель Гарин попал в дурацкое положение. Он был начинён Сельвинским и старался изображать героя по пьесе Сельвинского, того героя, который потом под натиском Мейерхольда и Художественно-политического совета изменился. Центр тяжести целого ряда фраз, которые он говорил — не дошёл. «Весёлое дело коммуны мы строим с угрюмыми лицами гробовщиков». — Дошло это? Нет, не дошло.

…Фраза «поэт нужнее инженера» у него не вышла. Чтобы текст доходил, важно, чтобы актёр вкладывал весь запас своего творческого жара. Если он скажет просто цитату — она до публики не дойдёт. Актёр должен гореть и говорить о всех преимуществах романтики, той романтики, которая идёт по линии упадочнических настроений. «Чуб чёрный, наш цвет голубой». Не такой подозрительной романтикой мы будем мечтать разукрасить нашу жизнь. Мы будем говорить о социалистической романтике, но о такой подозрительной романтике, представителем которой является Оконный, мы говорить не будем.

В силу того, что Гарин недостаточно акцентирует роль, вы не получили нужного впечатления, которое будете получать, когда мы эту идеологию Новалиса выведем на все 100 %. Тут имеет значение вся ГАХНовская чепуха, которой не осуществить главной линии, поэтому я с наслаждением расстреливаю Оконного. Я эту сцену буду отстаивать, я буду говорить: «снимайте пьесу, но расстрела я вам не отдам». Много бывает в истории театров провалов из-за того, что актёр не выявил всего того, что есть в его распоряжении»^{25}.

То, что режиссёр походя упомянул немецкого философа и мистика Новалиса, говорит о его недюжинной эрудиции. Сомнительно, чтобы многие из присутствующих поняли эту ссылку. А насчёт «ГАХНовской чепухи» явный перехлёст Мастера. ГАХН — это Государственная академия художественных наук, учреждение, существовавшее в Москве в 1921–1930 годах. В этой организации, созданной по инициативе художника Василия Кандинского и теоретика искусств Александра Габричевского, сотрудничали все ведущие деятели науки и культуры от Михаила Алпатова и Николая Бердяева до Павла Флоренского и Густава Шпета. Так что, слово «чепуха» вряд ли применимо в данном контексте.

4 мая 1929 года состоялся вторичный просмотр репетиции, после которого было очередное обсуждение. Прозвучали не совсем приятные для Гарина высказывания. Один из членов Ассоциации новых режиссёров говорил о борьбе двух сил: Оконного и Чуба. «С самого начала, с первого эпизода сила Оконного настолько незначительна, настолько неубедительна в своей незначительности, что в сущности нет никакой коллизии, борьбы. Непонятен этот шатающийся человек, и непонятно, как он мог вести за собой армию, непонятно, как ему могут верить. Отсюда естественно теряется убедительность Чуба, отсюда теряется то, что Чуб своим классовым чутьём борется с такой же равноценной силой. Если не будет равноценности, то нет борьбы, нет того, что должно было быть, по пьесе»^{26}.

Свистопляска вокруг пьесы, бесконечные переносы премьеры с одной даты на другую страшно раздражали Гарина. Он считал, что увлёкшись политикой, Мейерхольд стал меньше обращать внимания на артистов. Первые робкие ростки обиды на Мастера проклюнулись у Эраста Павловича, когда режиссёр не дал ему роли в «Клопе». Во время работы над «Командармом 2» эта раздражительность увеличилась. Вдобавок взгляды артиста на роль расходились с трактовкой режиссёра. Поэтому сначала, 7 мая, Гарин отказался от роли Оконного, а 9 мая написал заявление об увольнении из театра.

Премьера «Командарма 2» состоялась 24 июня 1929 года во время гастролей ГосТиМа в Харькове. Оконного сыграл, причём весьма неудачно, артист Фёдор Коршунов.

Глава шестая НЕВОЛЬНИК ВОЛЬНЫХ ХЛЕБОВ

В документальной книге Константина Ваншенкина «Простительные преступления» есть такое наблюдение: «Театральные большие артисты, регулярно занятые (официальное выражение) в нескольких спектаклях, непостижимым образом одновременно снимаются в кино, на телевидении, участвуют в концертах — и не воспринимают это как нечто побочное, случайный приварок, а работают на своём истинном уровне таланта и самоотдачи»^{27}. Эти слова в полной мере можно отнести и к Гарину.

Покинув со скандалом ГосТиМ, Эраст Павлович анализировал причины своего демарша. Его огорчали зависимое положение актёров, их театральная безропотность. Вскоре он написал Локшиной: «Теперь нужно всё внимание направить на завоевание режиссуры»^{28}.

Уволившись из театра, Эраст Павлович не сидел сложа руки. С его энергией и разнообразными увлечениями трудно было на такое рассчитывать. Он ведёт переговоры с Эдуардом Багрицким и Владимиром Маяковским о новых пьесах для своей режиссуры, вместе с Симоном Дрей-деном задумал спектакль по сатирическим произведениям Маяковского. В это же время стал подрабатывать в разных театрах. Ненадолго вступил в труппу драмтеатра Ленинградского Госнардома. (Участвовал в репетициях пьесы Александра Завалишина «Партбилет», но ушёл из-за принципиальных разногласий с режиссёром Владимиром Люце и худруком Наумом Лойтером.) Работал в качестве режиссёра в Театре пионера детского ДК Ленинграда и в передвижном театре «Станок», где поставил сатирическую пьесу Александра Жарова и Михаила Поликарпова «Первый кандидат». Наконец, совместно с Хесей Локшиной — с тех пор супружеский тандем станет постоянной режиссёрской «единицей» — в ленинградском Театре сатиры поставил спектакль по пьесе Михаила Зощенко «Уважаемый товарищ» с Утёсовым в главной роли, оказавшийся заметным событием в театральной жизни Северной столицы.