Слышишь, Кричит сова! - [8]

Когда я размышлял над всем этим, пришло письмо от Ирины. Ну то, где она писала, что ты собираешься в Ленинград. И тут меня осенило. Гайкоу! А не покойный ли это ленинградский металлург Гайков, известнейший исследователь и коллекционер старинного оружия?

В общем, Коля, будучи в Питере, ты поинтересуйся, пожалуйста, судьбой коллекции. Возможно, есть какие-то бумаги, еще не опубликованные. Если это был Гайков, он мог оставить какие-нибудь заметки о прочитанной книге, если сведения, содержащиеся в ней, его заинтересовали.

Не поскупись истратить несколько времени на поиски. Люди мы с тобой серьезные, технари, но пофантазировать иногда не мешает".

- Ну? - спросил Коля, когда Алексей дочитал.

- Пофантазировать действительно не вредно. Но ты, пожалуй, чересчур. Я-же не Юлий Цезарь-veni, vidi, vici.

- При чем тут Юлий Цезарь? - недовольно буркнул Коля.

- А при том, что я на неделю в Питер еду. И по важному делу, между прочим. Найти эту коллекцию, если она существует, за несколько дней - это же чистейшая фантазия. Цезарь, может, и взялся бы. Он это умел: пришел, увидел, победил.

- Да, может, ее и искать не нужно. Просто на кафедре металлургии спросить - долго ли делов? Я бы письмо написал, но раз уж ты едешь - можешь ведь расспросить поподробнее? О том только и прошу.

Алексей, не видя причин упираться, согласился...

Поезд подошел к перрону Витебского вокзала в седьмом часу. Несмотря на такую рань, и на перроне, и в здании вокзала народу было много. Алексею пришлось постоять с полчаса в очереди в камеру хранения. Еще дома он решил остановиться в аспирантском общежитии на Втором Муринском у бывшего одноклассника и однокурсника Феди Толина. Правда, кто его, Федьку, знает турист он заядлый, а сегодня как назло суббота. Не тащиться же с чемоданом через весь город только для того, чтобы убедиться, что Феди нет дома. Поэтому Алексей, всяких очередей принципиально избегавший, на сей раз смирно отстоял полчаса, прежде чем его новенький, специально купленный в поездку чемодан, скользнув по низкой оцинкованной стойке, исчез до поры в море себе подобных.

Налегке, перекинув по "ранней моде" плащ через плечо, Алексей неторопливо шел по таким знакомым и уже чуточку позабытым улицам, вспоминая и радуясь угаданному за поворотом зданию или скверику.

До Невского можно было дойти за четверть часа, но он не спешил. Свернув с Измайловского проспекта, вышел через два квартала к Четвертой Красноармейской. Невысокий по-ленинградски особняк выглядел точно так, как и пять лет назад. Не хватало только, чтобы в окошко, крайнее на втором этаже, выглянула прекрасная дама, из-за которой он на втором курсе не поехал на зимние каникулы домой. Особняк этот был знаменит. Даже не обессмерть его Толстой в "Войне и мире", приведя сюда Пьера Безухова, в историю дом этот все равно вошел бы. Принадлежал он Вольно-Экономическому обществу и устраивались здесь собрания крупнейшей масонской ложи. Полтораста лет назад тут бывали знаменитейшие люди России. А несколько лет назад бывал здесь и Алексей, впрочем, как и многие другие питерские студенты,- в бывшей масонской ложе теперь помещалось женское общежитие одного из институтов, знаменитого, в частности (и в особенности), тем, что из полутора тысяч студентов тысяча четыреста были студентки. Так что, когда устраивались общежитейские вечера, прилегающие тротуары забивали плотные косяки флотских и нефлотских курсантов, горняков и политехников, томившихся под дверьми в долгом и часто тщетном ожидании - внутрь попадали только счастливые обладатели пригласительных билетов. Случались здесь и дуэли.

После одной из них Алексей и не поехал домой на каникулы, справедливо рассудив, что фонарь под глазом вряд ли убедит родителей, что их отпрыск проводит время на лекциях, а не в гусарских кутежах.

"Девятка", погромыхивая на стрелках, на зеленый свет проскочила Невский. Алексей, стоя на задней площадке, краем глаза увидел мелькнувший в проеме проспекта золотой блик, бормотнул "и светла адмиралтейская игла", а трамвай уже тормозил на углу Кирочной. Потом, бодро звякнув звонком, "девятка" покатила снова и через минуту взлетела на пологую спину Литейного моста. Влево, до самой Петропавловки, распахнулась глянцево серая ширь Невы. Он успел вглядеться в мельчайшие детали удивительной и такой знакомой панорамы. Как в покадровой съемке: щелк - ажурный силуэт Кировского моста, щелк - две тоненькие коричневые колонки по краям игрушечного здания Стрелка Васильевского острова, щелк -совсем близко у крутой излучины набережной стройные светло-серые очертания корабля - "Аврора"... Щелк, щелк, щелк...

Дверь в Федину комнату была неплотно прикрыта.

"Дома",- облегченно вздохнул Алексей, и, не входя, тоненьким голоском пропел в щель: - Товарищ Бертольд Шварц дома?

В глубине комнаты что-то упало и недовольный голос рявкнул: - Дома, дома!

Алексей распахнул дверь. Федя стоял на стуле у стены, на полу валялся молоток.

- Лешка? - изумился Федя.

- Это вы, гражданин, давали объявление, что сдается угол? - застенчиво потупясь, спросил Алексей.

Федя слез со стула и, придирчиво оглядев Алексея, сказал: - Вообще-то сдается. Предпочтительно молодой девице с хорошими рекомендациями... Ну да ладно, ясновельможного графа примем...