Служитель египетских богов - [13]

— Отлично, — отозвался Клод Мишель, пропуская Мадлен в дом. Там их встретил второй слуга. Он был молчалив, ибо мог изъясняться лишь на родном языке. Профессор знаками показал, куда он и его спутница направляются. — Кофе, — произнес он в надежде, что малый его поймет. — Два. — Он поднял два пальца.

Слуга с поклоном удалился, но принесет он кофе или нет, осталось неясным. Войдя в гостиную, Клод Мишель бросил взгляд сквозь высокие окна в сад, где деловито журчал фонтан.

— Я слышал, такие устройства нагнетают прохладу и в помещения.

— Если дом спроектирован правильно, да, — отозвалась Мадлен, подходя к двум столам, заваленным картами, рисунками, переплетенными в кожу тетрадями и исчерканными листками. — Должно быть, вчера здесь работали допоздна.

— Как и всегда. Но я не засиживаюсь. В основном к вечеру тут решают, где будут копать. Я для этого им не нужен. — Профессор облюбовал один из трех длинных диванов и сел. — Должен признать, это очень удобно.

— Что? — не поняла Мадлен и обернулась. — А, вы о мебели. Очень удобно, да. — Она вновь повернулась к бумагам. — Жан Марк, я смотрю, все чертит пилоны и обелиски. Они его просто пленили.

— Что ж, они ведь и впрямь хороши. — Клод Мишель вынул носовой платок, чтобы промокнуть лицо и шею. — Говорят, к середине лета жара усилится. Но уже сейчас тут жарче, чем на юге Испании. — Он сунул платок обратно в нагрудный карман. — Даже не знаю, смогу ли я это перенести.

— Перенесете, не прибедняйтесь, — сказала Мадлен, разглядывая чертеж, на котором несколько улиц стекались к площади с храмом. — Никак нельзя разобрать, что это за святилище. Надписи с посвящением мы пока не нашли. Не каждый же местный храм воздвигался в честь бога солнца — Амона, Атона, Ра, или как там они его еще называли.

— Разумеется, нет, — не задумываясь, кивнул Клод Мишель. Потом, уже с меньшей долей уверенности, продолжил: — Когда мы узнаем больше о языке египтян, то сумеем разобраться и в храмах. Шампольон — великий ученый, его открытие гениально, но все равно очень многое в жизни древней страны остается загадкой, какую не разрешишь в один день. Бондиле, мне кажется, злится, что я не могу, подойдя к какой-нибудь гигантской колонне, сходу расшифровать все ее иероглифы, прочесть как газетный текст. Впрочем, — приосанился он, — это сейчас никому не под силу, даже самому Шампольону.

— Возможно, даже те люди, что выбивали надписи на камнях, не многое в них понимали, — произнесла, копаясь в груде карт и тетрадей, Мадлен. — Ведь и парижским наборщикам не все понятно в газетах, идущих в тираж.

— И то верно, — с явным облегчением откликнулся Клод Мишель.

Мадлен улыбнулась, вытянув наверх карту Луксора. Она любила этот район Фив, считая его самым египетским, хотя ей было известно, что наиболее внушительные строения там воздвигались стараниями персов и римлян.

— Вот это святилище, — сказала она, ткнув пальцем в проекцию какого-то храма. — Вы можете представить, как оно выглядело, когда к нему стекались паломники? Что они видели здесь из того, чего мы не видим? — Мадлен посмотрела в сад.

Клод Мишель призадумался над вопросом.

— Например, в отличие от нас они видели новые надписи на камнях. И у них было еще одно преимущество: они знали назначение храма. — Он вскинул голову при звуке шагов. — А вот и наш кофе.

— Пока нет, — с этими словами в комнату вошел Бондиле, свежевыбритый и чисто, но просто одетый. — Доброе утро, Клод Мишель, — произнес он, протягивая руку, а затем, уже с меньшим энтузиазмом, обратился к Мадлен: — Доброе утро, мадам де Монталье.

— Доброе, дорогой Бондиле. — Мадлен не отошла от стола, хотя на нее грозно посверкивали глазами. — Я тут просматриваю новую карту Луксора. Вижу, на территории возле храма обнаружены фрагменты каких-то скульптур. Сфинксов, следует полагать… тут три крупа и лапы… а Луксор славен сфинксами… Да, это сфинксы.

— Или львы, — отрубил Бондиле. — Вовсе не обязательно делать вывод, что нечто есть сфинкс, лишь потому, что вокруг много таких изваяний. Иначе можно решить, что в Париже все статуи конные, ибо там таких большинство.

— Возможно, вы правы, — сказала Мадлен, решив не обращать внимания на резкость тона. Она отошла от стола и опустилась на низкий турецкий пуф. — Надеюсь, вы позволите мне к вам присоединиться, когда соберетесь в Луксор?

— Вы полноправный член группы, мадам, — с деланной улыбкой сказал Бондиле, — и вольны принимать участие во всех наших работах.

— Благодарю вас, — сказала Мадлен, отчетливо сознавая, что если кто-то из участников экспедиции и относится к ней дружелюбно, то это никак не Ален Бондиле.

Открылась парадная дверь, послышались громкие возгласы. Жан Марк Пэй, возвестив о своем прибытии, шагнул в помещение.

— Как нас мало! Я думал, что опоздал.

— Не опоздали, — сказал Бондиле, знаком позволив слуге внести в комнату уставленный чашечками поднос. — Отлично. Мы выпьем кофе. Прошу вас, друзья. Садитесь, Жан Марк.

— Спасибо за приглашение, — тут же заговорила Мадлен, — но, к сожалению, этот напиток для меня слишком крепок. Если вы не против, профессор, я позавтракаю позднее, у себя. Да и потом, мне не хочется утруждать вашу прислугу.