Служение Отчизне - [38]

До самой земли шел под надежной охраной своего «крестного отца». Потом, занятый посадкой, потерял его из виду.

Мне казалось, что подо мной ровное поле, — решил шасси выпустить, чтобы не вывести самолет из строя. Но поле оказалось изрытым окопами. Пришлось лавировать, чтобы не угодить в них колесами, не сломать стойки шасси. Но в конце короткого пробега правое колесо все-таки попало в окоп, машина круто развернулась и застыла на месте.

Недаром инструкции требуют в случае вынужденной посадки приземляться на «живот», что на тех типах самолетов спасало жизнь многим летчикам.

Меня сразу же облепили пехотинцы — гвардейцы Чуйкова. Они наблюдали за боем и теперь не столько спрашивали, сколько благодарили за то, что мы не дали немцам отбомбиться. Я смог лично убедиться, насколько важно было держаться до последнего, не дать врагу осуществить его черный замысел. Теперь дело взял в свои руки Онуфриенко — никто сюда не прорвется. Спасибо ему, что вовремя подоспел, помог мне выпутаться из тяжелой ситуации.

Пехотинцы взялись по телефонным линиям сообщить обо мне в полк, но им это долго не удавалось. Часа через два я включил радиостанцию, стал прослушивать эфир. И уловил голос Толи Володина. Связался с ним, сказал, где нахожусь.

Через 15 минут Володин разыскал меня, стал в круг. Передал, что в полку меня считали сбитым. Договорились, что завтра сюда придет наш По-2.

На рассвете затарахтел По-2. На нем прилетел механик самолета старший сержант Афанасий Ларичев, привез три канистры горючего и баллон со сжатым воздухом. Вместе обследовали Ла-5. Не нашли на нем ни одной царапины от пуль.

— Вы что, заколдованный? — изумился Ларичев.

— Сам удивляюсь, — пожал я плечами, — снаряды меня обходят. А вот вынужденная — третья…

Но и в этих случаях мне очень везло: ведь пока что ни разу не пришлось садиться на оккупированной врагом территории.

Гвардейцы-пехотинцы помогли нам выкатить машину на проселочную дорогу. Мы ее заправили, и я, устроив в фюзеляже Ларичева, взлетел. Сверху взглянул на поле: там совершал разбег юркий По-2.

Удивительна эта простая, но надежная машина. Среди немцев ходила легенда о «бесшумном, сверхсекретном русском ночном бомбардировщике». Им и был наш У-2, позже переименованный в По-2. На нем прошли обучение тысячи летчиков, и я в том числе. А в войну этот «небесный тихоход» оказался просто незаменимым. Связной, почтовый, спасательный, санитарный, разведывательный, боевой — все это знаменитый скромный труженик По-2.

Вот и меня он тоже выручил.

После доклада о случившемся отдыхать не пришлось: тут же новый вылет, новый бой.

А на следующий день прилетел генерал Толстиков. Собрав совещание всего летного состава, он зачитал нам благодарность от генерала В. И. Чуйкова за обеспечение надежного прикрытия его армии, а затем передал просьбу ряда командующих сухопутными войсками о том, чтобы наши летчики находились не 25—30 минут над полем боя, а увеличили это время минут до 45 минут. Как это сделать наилучшим образом, надо обсудить.

Думалось, что вопрос разрешится крайне просто: располагать полк поближе к переднему краю, чтобы на полет к месту боя затрачивалось минимум времени. Самые примитивные расчеты показывали: если базироваться от линии фронта в 20 километрах, можно иметь 40—45 минут чистого боевого времени. Но это без учета высот и скоростей. А как начинали в расчеты вводить всевозможные коэффициенты, они становились далеко не радужными. Среди «коэффициентов» были и такие, которые начинали нас раздражать.

С появлением радио истребителей крепко привязали к станциям наведения. Нам предписывалось находиться на дистанции визуальной видимости с земли, на высоте 1,5—2 тысячи метров. Практически это означало, что мы должны были ходить в одном месте по кругу со строго определенным радиусом. По этому поводу летчики мрачно шутили: «Не сражайся на ножах, а ходи в сторожах».

Между тем немцы хоть и придерживались шаблонной тактики, но абсолютно ничем связаны не были. Их истребитель был вольной птицей. Даже сопровождая бомбардировщики, имел право быть там, где находил свое присутствие наиболее целесообразным. Ведущие же наших штурмовых или бомбардировочных групп требовали, чтобы мы обязательно летели в непосредственной близости от них, на дистанции визуальной видимости.

Все это сковывало нашу инициативу, лишало возможности активного поиска врага, вынуждало занимать выжидательную позицию. Такая роль для воздушных бойцов подходила меньше всего. Жизнь настоятельно подсказывала: истребитель рожден для активного боя с развязанными руками, открытыми глазами. Недаром же у нас к тому времени уже стали появляться эскадрильи и целые полки свободного боя. Жизнь свое брала. Только вот нас еще не коснулась. Правда, отдельные ростки пробивались сами собой. В полку Онуфриенко был комэска капитан Николай Горбунов. Несколько раз встречался он с фашистским асом, летавшим на «мессершмитте» под номером 17, на борту которого был изображен дракон — символ многих побед в воздушных боях.

А действовал очень расчетливо, у него была хорошо продуманная тактика наименьшего пребывания в зоне огня и наибольшего эффекта своих атак.