Служение – истинная сущность лидерства - [3]

Даже в команде детской бейсбольной лиги, которую я шесть лет тренировал на общественных началах, мои дела шли из рук вон плохо. Мы выиграли более чем достаточно игр и заняли вполне приличное место, но некоторые родители пожаловались руководству лиги на то, что их детям недостаточно весело на тренировках. Я знал, что иногда бываю слишком требовательным и строгим, но что с того? А родители двоих детей даже потребовали, чтобы их сыновей перевели в другие команды. Это было сильным ударом по моему самолюбию.

Но это еще не все. Я всегда считал себя добродушным, веселым и общительным парнем, ничем особо не озабоченным, но теперь стал ловить себя на том, что практически все вызывает у меня раздражение. Несмотря на высокое положение, у меня в душе поселились сумятица и сомнения. Жизнь превратилась в бессмысленный набор движений. Я стал угрюмым и замкнутым. Самые ничтожные проблемы и неудобства стали вызывать у меня чересчур резкую реакцию. Собственно говоря, меня раздражали все вокруг, и даже я сам.

Конечно, я был слишком гордым, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, поэтому старался вести себя так, чтобы никто ничего не заметил. Но я мог обмануть кого угодно, только не Рейчел!

Рейчел была не в силах больше наблюдать за моими мучениями, поэтому принялась убеждать обсудить возникшие проблемы с пастором. В момент слабости я согласился – да и то лишь для того, чтобы она от меня отстала. Тут нужно признаться, что я никогда не отличался особой набожностью. Я всегда считал, что церковь должна заниматься своими делами и не слишком вмешиваться в личную жизнь людей.

Пастор посоветовал мне провести несколько дней в уединении и попробовать разобраться в сложившейся ситуации. Он порекомендовал мне пожить какое-то время в ретрите[1] при маленьком малоизвестном христианском монастыре Хуана де ла Круза[2], расположенном на берегу озера Мичиган, недалеко от городка Лиланд в северо-западной части Нижнего полуострова. Пастор рассказал, что в монастыре обитают примерно три-четыре десятка монахов ордена святого Бенедикта, разработавшего в VI веке устав монашеского общежития. В наши дни, так же как в течение предыдущих четырнадцати веков, монахи ведут строго регламентированную жизнь, основанную на соблюдении трех главных принципов – молитвы, физического труда и молчания.

В целом идея показалась мне достаточно нелепой – чем-то таким, на что я никогда бы не согласился, но перед моим уходом пастор упомянул об одном монахе, который в свое время входил в список пятиста ведущих менеджеров журнала «Fortune». В миру этого человека звали Леонард Хоффман. Это привлекло мое внимание. Меня давно интересовало, куда мог подеваться легендарный Лен Хоффман.

Когда я вернулся домой и рассказал Рейчел, что посоветовал мне пастор, она просияла.

– Это именно то, что я сама собиралась тебе предложить, Джон, – сказала она. – Как раз на прошлой неделе в шоу Опры[3] рассказывали о бизнесменах и бизнес-леди, которые отправляются в такие духовные ретриты, чтобы разобраться в своих суматошных жизнях. Тебе, должно быть, самой судьбой предназначено отправиться туда.

Рейчел часто делала подобные выводы, чем приводила меня в полное недоумение. «Предназначено» отправиться? Что бы это, скажите на милость, могло значить?

Короче говоря, я нехотя согласился отправиться к святому Хуану в первую неделю октября – главным образом из страха, что Рейчел меня бросит, если я не сделаю хотя бы что-нибудь. Почти все шесть часов пути до монастыря, пока Рейчел вела машину, я молчал. Своим надутым видом я хотел показать, что меня совершенно не радует перспектива провести целую неделю в каком-то унылом монастыре и что я решился на эти страдания и такую огромную жертву только ради нее. Недовольная мина была оружием, которое исправно служило мне с самого детства.

До обители Хуана де ла Круза мы добрались уже в сумерках. Свернув на двухполосную дорогу, мы проехали примерно полкилометра сначала в гору, а затем вниз, к озеру, и припарковались на маленькой песчаной стоянке рядом со старинным деревянным зданием, украшенным табличкой «Регистрация», прикрепленной к одной из массивных белых колонн парадного крыльца.

По всей плоской вершине живописного известнякового утеса, возвышавшегося метров на сто над озером Мичиган, были разбросаны домики размером поменьше. Пейзаж показался мне удивительно красивым, но я не счел нужным поделиться этим впечатлением с Рейчел. В конце концов, мне следовало играть роль страдальца.

– Присматривай за детьми и домом, дорогая, – сказал я как можно суше, вытаскивая из багажника сумку, – а в среду вечером я позвоню. Кто знает, может, после этой недели я стану тем идеальным парнем, в которого ты хочешь меня превратить, а потом плюну на все и постригусь в монахи!

– Очень смешно, Джон, – отпарировала она, обняв меня и чмокнув в щеку. Затем она села в машину и скрылась в облаке пыли.

Я перекинул сумку через плечо и направился к зданию регистрации. Внутри я обнаружил скромно обставленную и безукоризненно чистую конторку портье, занятую мужчиной средних лет, который разговаривал по телефону. Он был облачен в черную рясу, подпоясанную куском черной веревки.