Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена - [29]

— Муми-тролли от нас не уйдут. Глеб Евсеич, определитесь и можете быть свободны. Я, как директор, вас отпускаю.

— Еще бы вы меня не отпустили, Людмила Прокофьевна! В противном случае вам как директору придется возглавить пеший переход до города. Этакий марш-бросок по болотам.

Массы вразнобой прокомментировали:

— «Куда ты завел нас, Сусанин-герой…»

— «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от болот после заката, когда силы зла властвуют безраздельно…»

— Прекратите балаган! — оборвал насмешников Ясенев. — Вообще-то я не из этой истории, но если коллектив так решил, я буду Моррой. А теперь я все-таки пойду. Пока автобус не будет починен, можете считать эту… с позволения сказать, полянку островом доктора Морры.

Ясенев ушел во тьму с таким видом, будто готов был в клочья порвать любого, ставшего на его пути. Некоторое время мы завороженно смотрели ему вслед. Затем заговорил Снегов:

— Вернемся к Туве Янссон. Людмила Прокофьевна, вы кто?

— Туу-тикки. — Я ответила на автомате, прежде чем успела подумать, и почти с испугом уставилась на Снегова. И словно в зеркало посмотрела: его лицо застыло в растерянности и потрясении. Словно и его врасплох застали. Мне очень захотелось спросить, в чем дело, но я смутилась и промолчала, не знаю почему.

Тишину нарушил Мишенька:

— Можно я буду Муми-троллем?

— Нужно! — отозвалась Мари. — А я буду Мюмлой!

— Мы вас никем иным и не представляли, уважаемая Марья Авенировна! — встрял Лисянский.

— Надо же! — изумилась Мари. — Он запомнил!

— Право же, не нарочно. Просто я помню, что «Авенир» на иврите означает «Бог есть свет».

Мари уже собралась было ответить, но ее опередила Анна Федоровна:

— Вернемся к нашим троллям. Я, с вашего позволения, буду Филифьонкой. Похожа?

— Пожалуй. А я — Хемуль. — Родион Иванович мечтательно улыбнулся и пояснил: — Сын, пока маленький был, замучил нас с женой этими троллями. Я почти все сказки чуть не наизусть запомнил. И ведь хватало у него книжек! Нет же, стоило ему заболеть, а болел он по малолетству часто, сразу ныл: почитай да почитай про муми-троллей.

— Да, у меня та же история, — поддержала Оленька. — Только дочка больше Буратино любила, а сын — Конька-Горбунка. Они вечно спорили. Ну а что касается муми-троллей, то раз мамой Кенгой я уже была, то здесь, пожалуй, побуду Муми-мамой. А вы, Анечка, кем себя видите?

Анечка замялась:

— Если никто не возражает, я буду крошка Саломея.

Ну и дела! Первый раз вижу, чтобы Анечка проявляла какие-то эмоции. Неужели и для нее чудесный мир, населенный невероятными существами, был тайной, оберегаемой ото всех?

А вечер-то, похоже, удался. Вот только команда моя явно подустала. Я огляделась. Костер догорал, и вместе с ним догорали остатки энтузиазма. Аня и Оленька начали собирать посуду. Анна Федоровна, обняв, покачивала Марточку. Мишенька отрешенно созерцал мерцающие уголья. Лисянский и Маша вполголоса переругивались. Пригревшийся Козлов, кажется, начал задремывать. Снегов задумчиво вертел в пальцах веточку.

И тут появился Ясенев:

— Все. Автобус готов.

— В каком смысле? — встрепенулся Козлов.

— Во всех. Полной реанимации не подлежит, но до города доберемся. На выход с вещами, пожалуйста.

Все пришло в движение. Глеб Евсеевич загасил костер, подхватил Марточку и двинулся к автобусу. Остальные потянулись следом.

Уже в автобусе, передавая девочку Анне Федоровне, Глеб Евсеевич поинтересовался:

— Ребенка, небось, назначили малышкой Мю?

— Вы и назначили, — отозвался Мишенька.

Я обернулась к сидящему сзади Снегову:

— А вы ведь так и не представились.

— Я? — Он взглянул так, словно его спрашивали о самоочевидном. — Снусмумрик, конечно.

Снегов? Снусмумрик?

Додумать мне не дал Лисянский:

— А я… Подождите, кто же я?..

— Ой, вот только не надо говорить, что вы Туве Янссон! — сердито оборвала Мари.

Автобус рывком тронулся с места.

«ЛЕТО — ЭТО…»

Весна ворвалась в город, сокрушительно взламывая лед. Время, очнувшееся от зимней спячки, понеслось так стремительно, что я едва успевала понять, что происходит.

В начале лета молодежь ринулась в отпуска. Я начала подумывать, что ближе к августу неплохо бы последовать их примеру.

Дни пролетали незаметно, и должно было случиться что-то хорошее — или плохое — чтобы выделить хотя бы один из этого сплошного потока.

Наверное, стоял прекрасный июньский денек. Вот только оценить его я не могла: голова буквально раскалывалась. Я даже не старалась работать — сосредоточиться было невозможно. Около двух часов вышла на сайт — Бродяга частенько заходил в это время. Может, хоть разговор отвлечет немного, а то уже сил нет терпеть. Бродяги, однако, в сети не наблюдалось. Ладно, подожду, спешить мне все равно некуда. Ожидание оказалось не напрасным, где-то через полчаса он появился и бодро отсалютовал. Счастливец! Очевидно, ему были чужды мои проблемы.

БРОДЯГА: Здравствуйте, Леди! Не поговорить ли нам о погоде?

ЛЕДИ: Здравствуйте, Бродяга. Попробуйте.

БРОДЯГА: Прекрасная погода, не правда ли?

ЛЕДИ: Попробовали. Не получилось. Нет, не правда. Отвратительная погода.

БРОДЯГА: Чем она вам так не угодила?

ЛЕДИ: Жарко, душно и гроза собирается, да все никак не соберется. В такую погоду у людей с пониженным давлением голова готова взорваться.