Служебный роман - [7]

– А помнишь, мы сбежали с лекции по финансовому праву и пошли в кафе-мороженое? Ты так роскошно заказал, а потом у тебя денег не хватило? – Ольга Петровна громко расхохоталась.

Самохвалов тоже засмеялся:

– Конечно, помню! Слушай, у меня к тебе вопрос. – Самохвалов понизил голос и показал на человека у окна.

Тот стоял с чашкой в руках и веселился, глядя на собеседника.

– Вот этот Бубликов, который возглавляет отдел общественного питания, что он за человек? – спросил Юрий Григорьевич.

– Карьерист! – ответила Ольга Петровна и добавила игриво: – Слушай, а твоя жена не будет тебя ревновать?

– К кому? – не понял Самохвалов.

– Ко мне!

– К тебе? Конечно, будет! – несколько преувеличенно сказал Самохвалов.

Ольга Петровна осталась довольна ответом, принимая его всерьез.

– А помнишь, как мы ездили в Кунцево целоваться? А теперь на месте этого леса – город!

– Конечно, помню. – И Самохвалов показал на человека, который демонстрировал фокусы двум-трем гостям. – А Боровских из отдела местной промышленности? Что он из себя представляет?

Ольга Петровна оглянулась:

– Мировой мужик! Знаешь, Юра, вот я сейчас танцую с тобой, и мне кажется, будто этих восемнадцати лет не было...

Новосельцев наконец обрел мужество и обратился к Самохвалову, который проплывал мимо в танце с Ольгой Петровной:

– Ну, я пошел!

– Побольше интеллекта, Толя! – вдохновил приятеля Юрий Григорьевич.

Кончилась музыка. Перестав танцевать, Самохвалов поцеловал Ольге Петровне руку.

А Новосельцев снова возник в кабинете, где Калугина в одиночестве листала журналы.

– Извините, Людмила Прокофьевна, это опять я! – с дурацкой улыбкой представился Новосельцев.

– Мы ведь с вами уже попрощались, товарищ Новосельцев.

– Может быть, мы опять поздороваемся? – робко предложил Новосельцев. – Добрый вечер, Людмила Прокофьевна!

– Добрый вечер! – едва заметно улыбнулась Калугина.

– Спасибо! Наверное, вам скучно, Людмила Прокофьевна? – немного осмелел Новосельцев.

– Я привыкла находиться одна, и поэтому мне никогда не скучно, товарищ Новосельцев.

– Тогда мне лучше уйти, – вздохнув, сказал Анатолий Ефремович.

– Вы мне не мешаете! – милостиво проговорила Калугина.

– Большое спасибо! – Новосельцев, как и в первый раз, присел на краешек стула.

В большой комнате Ольга Петровна задумчиво сидела возле стола. Мимо шел Самохвалов со стопкой чистых тарелок.

– Юра, побудь со мной!..

– Не могу. У меня гости.

– А я что? Не гость? Сядь!

Самохвалов улыбнулся, сел. Ольга Петровна придвинулась к нему и сказала кокетливо:

– Зря ты меня пригласил к себе, во мне все всколыхнулось!

Самохвалов неискренне улыбнулся:

– Во мне тоже. Но мы должны взять себя в руки.

– Из нас двоих ты был всегда благоразумней. В воскресенье у нас экскурсия на автобусах по маршруту Владимир – Суздаль. Давай включимся?

– Эти автобусы могут нас далеко завезти! – уклончиво ответил Самохвалов.

– А мы так любили путешествовать... может, тряхнем стариной? – с озорством предложила Ольга Петровна.

– Мы уже в таком возрасте, Оля, когда нас лучше не трясти!

В кабинете Новосельцев, пытаясь выбраться из неловкого положения, размышлял вслух:

– О чем бы нам с вами поговорить, Людмила Прокофьевна? Об отчете мы побеседовали, к грибам вы равнодушны... А как вы относитесь к стихам?

– Положительно, – призналась Калугина.

– Это прекрасно. Поговорим о поэзии. В молодости я сам писал стихи. А вы?

– У меня к этому не было способностей.

– У меня тоже. Сейчас я вам почитаю, и вы в этом убедитесь.

– А может не надо читать? – с надеждой сказала Калугина.

– Мне очень хочется произвести на вас хорошее впечатление, – честно признался Новосельцев и принялся декламировать:

Любить иных – тяжелый крест,

А ты прекрасна без извилин,

И прелести твоей секрет

Разгадке жизни равносилен.

Брови Калугиной изумленно взметнулись вверх. А Новосельцев продолжал чтение стихов:

Весною слышен шорох снов

И шелест новостей и истин.

Ты из семьи таких основ.

Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Внезапно Калугина, перебив Новосельцева, принялась читать третью строфу:

Легко проснуться и прозреть,

Словесный сор из сердца вытрясть

И жить, не засоряясь впредь,

Все это – не большая хитрость,

– закончила Калугина и сказала: – Я не подозревала, что вы выступали под псевдонимом Пастернак.

– Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в стихах! – искренне удивился чтец-декламатор. – И даже знаете наизусть!

– Стихи хорошие, но прочли вы их плохо.

– Вам, конечно, виднее, правда, все мои друзья уверяют, что я здорово читаю! – обиделся Новосельцев.

– Они вам льстят, вы читаете отвратительно! – безапелляционно заявила Калугина.

– А музыку вы любите? – с вызовом спросил Новосельцев.

– Надеюсь, вы не собираетесь петь? – испугалась Калугина.

– А почему бы и нет? Друзья уверяют, что у меня приятный голос, – ехидно сказал Анатолий Ефремович.

Калугину осенила догадка:

– Вы, может быть, выпили?

– Нет, что вы! Когда я выпью, то становлюсь буйным. Поэтому я никогда не пью. Что бы вам такое спеть? – раздумчиво протянул Новосельцев.

– Все-таки не стоит. Вы будете ждать, чтобы вас похвалили, а я всегда говорю правду, – кротко, но твердо сказала Калугина.

– Значит, вы заранее уверены, что петь я тоже не умею! – саркастически констатировал Новосельцев.