Служба в потешных войсках ХХ века - [107]
Руководить посадкой самолётов должен был заместитель командира полка базировавшихся на аэродроме АН-8, но он почему- то не прибыл.
Стоявшие на КП крутили постоянно ручку телефона, а Зайцев постоянно говорил в микрофон.
– Избушка один! Ответьте Избушке! Я Избушка, я Избушка. Избушка один или любая Избушка ответьте, кто меня слышит.
Рация молчала. Вдруг радиостанция затрещала. Стал прорываться чей-то голос, но непонятно чей и непонятно кто говорил.
– Избушка слушает сказал Зайцев, но опять всё затихло.
– Это кто-то из них.
Опять захрипело радио, чёткий голос произнёс.
– Избушка, ответьте Избушке пять.
– Я Избушка, слушаю Вас.
– Идём в тяжёлых метеоусловиях. Высота двести метров, видимость от ста до нуля метров. Приготовьте скорую, пожарную, средства спасения в начало полосы. Как поняли? Приём.
– Вас понял хорошо.
Зайцев повторил распоряжение, закончив связь, позвонил майору Боярову, чтобы тот со своей стороны дал необходимые указания.
– Это Прохоров говорил, остальные пока не достают. У него новая, модернизированная радиостанция.
Подъехала машина с подполковником, из полка ВТА. Он поднялся на КП.
– Еле добрался. В Туле весь транспорт стоит. Трамвай вроде ходил, но поперёк путей стоят машины. Мы не могли объехать автобус, и пришлось ехать кружным путём. Что у вас?
Ему доложили.
– Свяжите меня с нашим штабом дивизии.
– Нет связи, товарищ подполковник.
– А с кем есть?
– Только с нашим начальником штаба.
– Свяжите меня с ним. Бояров, пошлите связного к дежурному по моей части и передайте, что пусть нашу скорую с врачом, пожарную и автобус срочно пришлют сюда.
Он посмотрел на часы и сказал: Первый самолёт ждём через пятнадцать минут, в одиннадцать тридцать.
Все молчали. Женщины под дождём намокли и дрожали от холода, напряжения. Подполковник распорядился пустить их на КП. Когда они зашли, стало тесно. Кое-кто из них плакал.
– А вот это лишнее. Вы же жёны лётчиков, офицеров. Они прилетят все до одного. Успокойтесь.
Все эти дни в Рязани Лавренёв ходил сам не свой, как в тумане. Он всё делал автоматически: ел, ходил, умывался, раздевался и ложился спать. Только на полётах и выброске парашютистов брал себя в руки и переставал думать о Наташке, о позоре, что он пережил. Ну что позор.
Подумаешь, все увидели её задницу. Большое дело. Большинство мужиков, он видел, сочувствовали ему, и только эта зараза Алышев ехидно улыбался и даже подначил один раз. Ну, увидели все, никто не умер. Вот они еще, будучи мальчишками, купались в речке, что течёт через их село, а на том берегу купались в сорочках бабы и девки. С их стороны подъехали два парня и стали кричать девкам на ту столону обидные слова. Так тётка Клавка, жена кузнеца, здоровенная баба, задрала сорочку и показала им зад. И никто не умер. Лавренёв даже улыбнулся, вспомнив тот случай из детства. Ему было тошно от другого. Он любил эту Наташку и боялся её потерять. Но и жить так нельзя дальше.
И сейчас, взлетев с аэродрома в Рязани и набрав высоту 300 метров, он передал управление самолётом второму пилоту – штурману и опять стал думать о Наташке. Ну что ей не хватает. Всю зарплату отдаёт ей. Ночью он тоже вроде нормальный мужчина. Бывает, устаёт на работе, когда много летает. Так то ж работа. Ей всё денег мало. А будет меньше летать, откажется возить команду с этим настырным Отяном, так и денег будет меньше.
– Командир, – услышал он в наушниках своего второго пилота – погода ухудшается, посмотри.
– Беру управление на себя, следи за маршрутом.
Лавренёв посмотрел вперёд. Самолёт идущего впереди Прохорова то нырял в облака, то появлялся.
– Я избушка один. Всем бортам снизиться до 250 метров. Идти в кильватер, увеличить разрыв между бортами до четырёхсот. Как поняли?
Приём.
– Второй понял, двести пятьдесят и до четырехсот.
– Третий понял,…
– Четвёртый…
Видимость совсем стала пропадать. Начался дождь. Лавренёв посмотрел на стекло впереди себя и увидел, что на стекле ледяная плёнка и ничего не видно вперёди. Гололёд!!!
И опять голос командира:
– Всем бортам антиобледенение.
Лавренёв посмотрел на штурмана.
– Сколько нам лететь?
– Тридцать семь, командир.
Несмотря на то, что спирт тонкой струйкой пошёл на винт, тяга его стала уменьшаться. Лавренёв резко изменил шаг винта (угол лопасти винта по отношению к плоскости вращения) и почувствовал, что тяга улучшилась. Он открыл боковую форточку и увидел на крыле толстую корку льда. И рули стали хуже слушаться. "Так и грохнуться можно. А может, так и лучше было бы" – мелькнула мысль. Он посмотрел на штурмана, у которого только недавно родилась дочь, на механика, молодого хорошего парня с золотыми руками, подумал о двух пареньках, радистах, сидящих в салоне.
"Не будь дураком. Работай и думай, как избавиться ото льда на крыльях. Наверняка он есть и на фюзеляже" Самолёт всё больше становился тяжёлым и неуправляемым. Лавренёв попробовал резко дёрнуть рулями в разные стороны. И увидел, как с крыла, начиная от предкрылка отлетел большой пласт льда. Самолёт даже поднялся непроизвольно выше от этого и стал более управляем. Выровняв самолёт, увидел, что летит в сплошном дожде и тумане. Передний самолёт потеряли. Хотя бы не столкнуться с кем.
Эта книга будет рассказывать о моей учёбе в техникуме и институте, службе в ВДВ, но, главное, в моём повествования будет рассказ о моих занятиях парашютным спортом, о парашютистах, людях бывших рядом со мной, немного о моей работе. Торопиться я не буду, постараюсь рассказать о самых интересных эпизодах своей жизни, своих парашютных делах. Я всё время откладываю эту тему, боясь быть неинтересным и непонятым читателями, не связанными с парашютным спортом. Там много специальных понятий, названий, которые можно и нужно вставлять в учебник по парашютной подготовке, коим эта книга не является.
Драматические события, описанные в повести «Редкая монета» проходили в действительности. Имена героев изменены по их же просьбе.
Под ред. А. Луначарского, предислов. А. Луначарского, примечания И. С. Туркельтаубназвания глав: "П. Орленев", " Ю. М. Юрьев", "В. Э. Мейерхольд", "Два критика"," В. И. Качалов", "Н. Ф. Монахов", "Еврейский театр", "А. И. Южин", "Театр Чехова".
С первого же номера журнал Rolling Stone был не просто «еще одним музыкальным журналом» – его создатель Ян Веннер, человек, безумно преданный рок-н-роллу, все же ориентировался на интеллектуальную составляющую журналистики. И потому интервью в Rolling Stone всегда были чем-то большим, чем разговор с музыкантами о музыке. Их авторами были удивительные люди – от тинейджера Кэмерона Кроу, ставшего потом знаменитым кинорежиссером, до профессора права Йельского университета Чарльза Райха; не отставали от них и штатные сотрудники журнала, включая самого Веннера.
Сборник рассказов добровольца, отправившегося в апреле 2015 года в Новороссию. Книга уже была обнародована автором на ресурсе http://www.proza.ru/2016/03/27/2295 под названием «Война за Новороссию». Все права на данное произведение защищены.От автора:За время моей службы в армии Донецкой народной республики я писал письма о некоторых событиях того времени и встреченных мною обстоятельствах. Позднее из этих писем я попытался составить что-то вроде сборника рассказов, который и выношу теперь на ваш суд.
Серия «Лики великих» – это сложные и увлекательные биографии крупных деятелей искусства – эмигрантов и выходцев из эмигрантских семей. Это рассказ о людях, которые, несмотря на трудности эмигрантской жизни, достигли вершин в своей творческой деятельности и вписали свои имена в историю мирового искусства. Американский комик, актер и писатель, Джордж Барнс (1896 – 1996) родился в Нью-Йорке, в семье эмигрантов из Румынии. Он начал выступать в детском возрасте и закончил свою артистическую карьеру накануне своего столетнего юбилея.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.
Четвертая книга мемуарных воспоминаний из серии «Человек и история» рассказывает о профессиональной деятельности автора на ряде знаковых объектов Москвы в предолимпийские 80-е годы.Это и жилой район «Черемушки», бывший в свое время образцово-показательным объектом в сфере жилищного строительства, и не менее легендарный спортивный комплекс «Лужники», и автомобильный гигант АЗЛК.