Служанка фараонов - [10]

– Посмотри, – сказала я Ипуки, который все еще шел рядом со мной, вон там, голова на камне! И в такой же высокой, двойной шапке, какую носил тот холодный, неподвижный человек, которого вы привезли в нашу землю.

– Это не шапка, дитя, а корона царя богов Амона, камень же, который обрабатывают ваятели, станет его фигурой.

Да, теперь и я видела, что голова, высеченная в скале, была больше, гораздо больше головы человека – и уже можно было узнать руки, и ноги, и плечи, хотя они еще только проступали из камня.

– Так, значит, это люди делают богов? – спросила я. – А не боги людей?

Но Ипуки не ответил мне. Он отошел от меня и направился к скульпторам, которые собрались вместе и приветствовали его. А моя мать, не глядя ни направо, ни налево, вела меня за собой.

Когда каменоломни остались позади, я почувствовала легкое покалывание в висках, которое становилось тем сильнее, чем дальше мы шли. Я едва могла дождаться, когда мы остановимся на отдых, но до ближайшего колодца было еще очень далеко. У людей же, работавших в каменоломне, не было ни капли лишней воды, они сами доставали ее с большими трудностями. Все круче становилась дорога, все мучительнее жгло в горле, а в голове стучали раскаленные молоточки. Только бы присесть! И заснуть! И никогда больше не просыпаться! Наконец, я бросилась на землю и закрыла лицо руками.

– Мерит, – испуганно позвала меня мать, – тебе нельзя здесь оставаться. Мы должны идти дальше.

Ах, если бы я могла здесь остаться! Ведь многие уже остались здесь! Разве не попадались справа и слева от дороги то остов осла или быка, а то и человеческий скелет, белевший на солнце?

Наш караван остановился. Шедшие сзади нас недовольно заворчали, а какой-то мужчина ударил меня кнутом.

– Не трогай ее! – закричал мой старший брат Каар. Он поставил на землю свой груз, снял с головы матери ее ношу и сказал младшему Ассе:

– Разделим!

И два сильных парня взвалили себе на плечи еще и ношу матери. Тогда мать посадила меня к себе на спину и понесла как грудного ребенка.

К счастью, мы вскоре перевалили через гору и дорога пошла вниз. Усталые ноги зашагали бодрее, дышать стало свободней, и даже моя мать почувствовала облегчение. И все же я думаю, что те два дня, что мы были еще в пути, достались ей тяжелее, чем все месяцы, пока она носила меня под сердцем.

Но вот вечером второго дня вдруг началась страшная суматоха, и со всех сторон послышались громкие, радостные возгласы. Некоторые побросали свои ноши, взобрались на скалы и закричали:

– Река! Река!

И наш караван, строгий порядок которого уже был нарушен, быстро одолел последний поворот дороги – каждому не терпелось первому насладиться столь долгожданным зрелищем.

Наконец и моя мать с трудом добралась до того места, где скалы больше не закрывали вида. Она высоко подняла меня, и я увидела картину, которую не забуду никогда. Меж зеленых берегов, подобная блестящей ленте, лежала перед нашими взорами Река, широкая, как море, с бесчисленными барками, челноками и кораблями. Одни она несла вниз по течению на своей сильной спине. Другие поднимались против течения под парусами, раздуваемыми свежим северным ветром. Под тяжестью плодов склоняли свои ветки мощные смоковницы. Стройные пальмы качались на ветру, а позади в лучах вечернего солнца пылала западная гора.

«Вот она. Земля людей!» – сказал мне мой внутренний голос. Я спустилась со спины матери со словами:

– Теперь я снова могу идти сама! Я позабыла о сжигавшей меня жажде и о бившейся в голове боли.

Радостный восторг, охвативший всех людей вокруг меня, проник и в мою душу.

Прекрасный день!

Радуйтесь до поднебесья!

Ликование охватило Обе Земли!

И опустились грузы с усталых плеч, и распрямились спины, а в глазах у многих стояли слезы. Казначей вышел из носилок. Заслонив глаза ладонью, он долго смотрел на широкую равнину и на алевшее над нею небо. А затем прозвучал его зов, как всегда громкий и пронзительный, ибо у людей, привыкших отдавать приказы, голос становится резким:

– Поднимите меня! – сказал он, и носильщики снова взялись за ручки и продолжили путь со своей ношей.

Мы еще один раз сделали привал под открытым небом в том месте, где последние скалы у Реки закрывали нас от ветра, а ранним утром следующего дня наши уставшие от долгого пути ноги наконец-то вступили в долину, где жили люди.

Вскоре мы потеряли из вида Реку, потому что ее закрыли стены какого-то города. Мы прошли по извилистым узким улочкам, застроенным домами. Самые маленькие из них были все же больше хижин на моей родине. Отовсюду сбегались люди и глазели на наш караван. Когда они видели ладановые деревья, которые несли в кадках люди из Пунта, как они называли мою родину, их ликованию не было конца.

– Будь благословен божественный аромат! – кричали они. – Будь благословен божественный брат, лада-новое дерево из страны Пунт! Радость Амона, радость Девяти великих богов!

Они встречали приветственными возгласами и тяжелые слоновьи бивни, и животных, которых мы вели с собой, но особенно обезьян, ибо они были посвящены Тоту, писцу богов. И только бедных, проданных в неволю людей, ступни которых были покрыты ранами от долгого перехода, а плечи согнулись под тяжелым грузом, не приветствовали они, хотя и те тоже прибыли из Страны бога.