Слушали - постановили - [6]

Еще в апреле 1950 года Катаев направил центр внимания на неправильную философию романа. Он говорит, что Толстой полемизировал с Пьером, а у нас морально-политическое единство, и мы мыслим так, как указывает партия. "А здесь - философская самодеятельность, которая обедняет роман".

Речь идет не о том, что человек, исповедующий философию марксизма-ленинизма, не должен самостоятельно думать, но не нужно заниматься "самодеятельной", чуждой духу марксизма-ленинизма философией.

И новая дискуссия разгорелась на Секретариате 6 октября 1950 года. На этой дискуссии все названные товарищи подтвердили свою точку зрения. К ним присоединился и товарищ Кожевников **. Он также говорил, что:

* Валентин Катаев был тогда членом редколлегии "Нового мира".

** Эта речь в какой-то мере проливает свет и на историю публикации романа "За правое дело". Сейчас Фадеев пытается опереться на тех, кто был раньше против него.

"...Хотя сами по себе эти люди написаны очень интересно. Эти люди написаны с точки зрения художественной очень живо. Они имеют свое своеобразие, и их ощущаешь. Но вот эти герои, эта мирная жизнь советских людей, вступивших в войну, эта портретная галерея людей не то что не показана, но не показаны наши общественные силы в этих людях. Я понимаю, что руководителям империалистического лагеря противопоставлены замыслы нашего народа, но я ждал, как сильно может быть противопоставлен сам народ. Но в изображении этих героев главной общественной силы нашего народа я не увидел. И характеристики тех черт, которые после изображения сил и замыслов, обрушенных на нашу родину, я хотел увидеть в нашей стране, не подготовленной к борьбе, - представителей той части народа, которая выдержала главный удар, - этого я не увидел. В героях нет тех боевых черт, когда люди руководствуются своим сознанием, то есть тем, что мы называем чувством советского патриотизма" *.

Вы видите, что у нас были серьезные голоса, которые правильно характеризовали роман в основном. Они не могли дать ему той философской характеристики, которую я дал сейчас, основываясь на статье в журнале "Коммунист" **, но все же они ударяли по верной линии.

* У Кожевникова впереди - еще долгая жизнь, большое количество неудобочитаемых книг, роковая роль в истории романа Гроссмана "Жизнь и судьба".

Депутат Верховного Совета, Герой Социалистического Труда, Лауреат Сталинской премии, Секретарь правлений Союзов писателей СССР и РСФСР. И до конца жизни, в течение почти сорока лет - главный редактор журнала "Знамя". Не было в истории журналистики, начиная с Булгарина, такого "долголетия". Все в какой-то момент летели со своих мест. Но у Кожевникова была ясная программа, о которой он поведал мне в 1954 году, приглашая на работу.

- У каждого журнала должно быть свое направление, - сказал он тогда.

- У вас какое? - спросила я его с надеждой.

- Не сделать ошибку - такое наше направление! - прокричал он. И победил, в славе и почете прожив до октября 1984 г.

** Приведем короткую цитату, характеризующую глубину философских толкований журнала "Коммунист": "Доморощенная философия В. Гроссмана и его главного героя Чепыжина состоит из обрывков идеалистической философии энергетизма, "подсознательного" фрейдизма, мистико-дуалистической философии извечной борьбы двух неизменных и вечных начал в мире: добра и зла, света и тьмы" (Лекторский А. Роман, искажающий образы советских людей // Коммунист, 1953, № 3).

Далее, когда роман вышел в свет, на дискуссии в секции прозы этот роман был поднят на необычайный пьедестал.

Таким образом, вы видите, что было достаточно голосов общественности, которые бы могли нас, людей, ошибившихся в оценке этого романа, своевременно насторожить, заставить призадуматься и внимательно изучить вопрос. Но почему этого не произошло? Этого не произошло потому, что у нас сложилось такое положение в Союзе писателей, при котором судьба и решение многих вопросов идейного порядка, судьба произведений, формулировок тех или иных серьезных современных проблем, направление дискуссий очень часто зависят от мнения нескольких человек руководства, то есть у нас нет того принятого в любом нормально действующем организме (а в таком организме, как наш, творческий, особенно должно быть принято) принципа коллегиальности, широкого обсуждения, свободной дискуссии, творческого обмена мнениями...

Естественно, что при нормальном положении дела эта работа не шла бы таким образом, но несомненно одно: что точка зрения, которая является истинной, не могла бы не восторжествовать, так как это - закон нашего общества, на котором оно основано. И не надо поэтому вдаваться в субъективные причины, почему мог ошибиться каждый из нас...

Таковы те основные выводы, которые можно сделать из ошибок, допущенных по роману Василия Гроссмана.

По вопросам коллегиального руководства у нас есть исключительные указания товарища Сталина. Он говорит:

"Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда - однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основе опыта трех революций мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений однобокие".