Слуги Государевы - [7]
— Не буду, Петр Алексеевич — Ромодановский исчез поспешно с глаз.
— Ну, Анхен, довольна теперь? — длань царская за корсаж лезла, мяла и тискала груди девичьи.
— Ну, герр Питер, не при всех же! — взмолилась Анхен.
— Алексашка! — гаркнул.
— Здеся, Петр Лексеевич! — денщик вынырнул. — Чего изволите?
— Вон всех! Гони! Царь почивать будет.
— Сей момент, мин херц! — и гостям, — Вон пошли, все, все вон. — И сам выталкивал сопитухов в шеи.
— Пойдем, Анхен, — поцелуи царские не прекращались. Красавица увлекла Петра за собой по лестнице. В светелку завела. Корсаж ослабила, грудь выпуская на свободу. Царь зарычал от удовольствия, прильнул к красоте женской. Не снимая с себя одежды, на кровать завалил Анхен, юбки задрал на голову и враз овладел красавицей. После откинулся и захрапел пьяно. В двери показались кудри чьи-то. Анхен испуганно юбки одернула:
— Кто там? — шепотом.
— Я это, Меньшиков. — денщик в проеме показался. — Спит государь?
— Спит. А тебе-то что? — недовольная вторжением.
— А то, что я денщик евоный. И ухаживать за всем обязан. Разоблачить надобно государя, дабы почивал покойно. Ему завтрашний день всей Россией управлять. Ты что ль ухаживать будешь?
— Почему бы и нет? — возмутилась Анхен.
— Э-э, — отмахнулся от нее Меньшиков, — твое дело бабье, государю по-бабски услужить, коль он интересом воспылал. Сполнила и все. Отвали покуда в сторону. Надобно будет — позовем ищо. А покудова, брысь отсель, я разоблачить государя намерен и сон евоный сохранять.
Анхен фыркнула, поднялась и вышла.
— Во-во, и дверь прикрой. Тихохонько. — ухмыляясь напутствовал ее денщик царский. Раздев царя, бормотавшего чего-то во сне, накрыл одеялом, а сам на полу пристроился. Не забыв подушку прихватить лишнюю. Под голову себе. Не кулак же подсовывать.
Проснулись поздно. Петр сел на кровати. По сторонам озирался: Где это я? Увидел Меньшикова на полу растянувшегося, телом дверь перегораживая. Усмехнулся про себя:
— Стережет, яко пес верный. — ногой босой дотянулся, пнул слегка:
— Эй. Алексашка!
— Чевой, Петр Лексеевич? — пробормотал денщик не поворачиваясь к царю.
— Давай, вставай, квасу холодного принеси. — Петр руками пошарил, одежду разыскивая. Нашел, одеваться начал:
— Башка трещит, мочи нет. Говорю тебе — вставай! Квасу неси.
Меньшиков вскочил быстро, глаза опухшие протер кулаками. Зевнул широко, зубы здоровые блеснули. Рот раззявленный перекрестил мелко. Пробормотал:
— Да уж. Вечор прошлый славное воздаяние Бахусу было…
— Сам головой чувствую — согласился Петр, чулки натягивая. — Я ничего там не вытворил?
— Не-а-а — опять зевнул Меньшиков, — ты, государь, лишь девку помял Монсову слегка, а так ничего боле.
— Анхен? — Петр лоб наморщил, вспомнить пытался, — ну и где ж она?
— А я прогнал, царь-батюшка. Дабы почивать тебе не мешала.
— Ну и дурак!
Меньшиков надулся, башку в сторону отвернул.
— Чего морду воротишь? Раз царь сказал, что дурак, знамо так оно и есть. Вон сколь раз тебе говорю: квас тащи, а ты все в носу ковыряешься.
— Сей момент, Петр Лексеевич! — Меньшиков метнулся к двери и загрохотал башмаками по лестнице.
— Эх. Алексашка! — ухмыльнулся довольно царь. Опять лоб наморщил. Тщился про ночные забавы вспомнить. Про Анхен белокурую. Груди помнил женские бесстыже оголенные, а боле ничего. Как провал.
— Вот и квас, Петр Лексеевич. — Меньшиков уже стоял на пороге светелки с большим ковшом запотевшим в руках.
— Давай! — протянул руку. Горло все пересохло. Язык с трудом ворочался. Пил долго и жадно. Тушил пожар внутрях бушевавший. Оторвался, наконец. Выдохнул облегченно:
— Ну что там? Внизу-то?
— Да ништо! Князь-кесарь Ромодановский тебя дожидается. Дело у него срочное до особы твоей. Да шотландец старый Патрик Гордон просил передать. Яко ты царь проснешься, так его известить. Тож поговорить хочет. О делах воинских.
— Иди, скажи князю Федору Юрьевичу, что спускаюсь. А Патрику передай — сам зайду. Пусть и Лефорта позовет. Потолкуем. Да, вот еще, — Меньшиков в дверях обернулся, — ты…это, скажи-ка Анхен… — замялся, слова подбирая, — пущай в палаты царские переедет. Понял?
— Дак, как не понять. Сполню! — Денщик вышел. По лестнице спускаясь, раздумывал:
— Не хватало девку нам немецкую во дворец волочь. Царя и так антихристом зовут на каждом углу московском, а тут и вовсе. Окромя староверов и все попы наши взвоют, с патриархом Андрианом вкупе. Не годиться. Надо придумать, чтоб девка здесь осталась. Пущай на Кукуе царь ее навещает. Тут и балуется.
Глава 3 Дела государевы
«Он не хотел подражать Европе. Он хотел, чтобы Россия была Европой»
Иосиф Бродский, «The City of Mistery»
Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский ни свет ни заря встал. В попойках царских он лишь для вида участвовал. Да и Петр Алексеевич не трогал боярина старого. Не карал, как других, чарой штрафной в полведра. Иных и до смерти споить мог. А князя не трогал. Умом понимал, кто в государстве заместо царя справиться. Только он! Это ему было приказано два года назад, когда царь уезжал по Европам странствовать с посольством великим: «Править Москвой! А всем боярам и судьям прилежать до него, Ромодановского. К нему съезжаться всем и советовать без промедления. Когда он захочет!». Тогда ж и титул дал князя-кесаря.
Слуги государевы — дети тех, кто стяжал славу России на полях Северной войны, среди украинских степей, белорусских болот и «финских хладных скал». На войне трудно сохранить благородство, но возможно. Молодому офицеру Алексею Веселовскому придется не только пройти через поле брани, но и пережить трагическую любовь, ссылку, потерю семьи, пронести сквозь все испытания верность долгу и присяге, не соблазнившись заманчивыми предложениями сменить государство и службу. Так поступали многие, верно и храбро служившие России, ибо они были иностранцами, наемниками, а не истинными слугами государевыми.
«Время греха» — роман о человеческом бытие и деньгах — религии нашего общества, загоняющей всех в глухой тупик безысходности. Сужение ментального пространства смертельно опасно, прежде всего, для женщин, ибо им по природе своей более консервативным, труднее всех вырваться из сжимающих сознание тисков тоталитарной секты нового Вавилона — царства сумрака, вырождения, мерзости, отступничества, разврата, упадка и запустения.
В российской военной историографии «южное» направление всегда довлело над «северным». Между тем, по своей продолжительности войны Руси — России со Швецией превосходят все конфликты с другими неприятелями. Автор книги использовал немало источников, в том числе и новейшие исследования «северных» войн, материалы последних научных конференций, состоявшихся в прошлом, юбилейном, году, когда отмечались и 300‑летие Полтавской «преславной баталии» и 200‑летие завершения семивекового противостояния — Фридрихсгамский мирный договор, по которому Великое Княжество Финляндское вошло в состав России.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.