Слуга трех господ - [12]

А в середине октября 1916 года Краснова вызвали в штаб 8-й армии, откуда он вернулся уже командиром вновь формирующегося корпуса, в который вошли две пехотные дивизии и 2-я Сводная казачья дивизия.

На новой должности Краснову не хватало таких хорошо знакомых ему, опытных и преданных своему делу людей, как Денисов и Деменев. Новый начальник штаба корпуса полковник В.А. Давыдов был опытным штабистом и хорошим аналитиком, но у Краснова почему-то не складывались с ним доверительные отношения. Поэтому он неоднократно обращался к командующему 8-й армией перевести Денисова и Деменева в штаб корпуса, но генерал Л. Г. Корнилов, который к этому времени стал командующим 8-й армией, сменив на этом посту генерала Пестрецова, постоянно отклонял просьбы Краснова. Рокировать такие кадры, как начальники штабов, командиры дивизий и полков, командир корпуса самостоятельно не мог (эти должности были в компетенции штаба армии). Но комплектовать другие должности и перемещать офицеров в пределах своего корпуса он имел полное право. И Краснов воспользовался этим правом — перевел Деменева на должность помощника начальника штаба корпуса. В связи с повышением в должности войсковой старшина Деменев получил и новый чин — ему присвоили очередное звание полковника.

А тем временем на ЮЗФ снова началось наступление российских войск, которые с тяжелыми боями и огромными потерями личного состава безрезультатно пытались наступать на врага. Но это наступление наших войск шло такими медленными темпами, что больше походило не на разгром войск противника, а на уничтожение своей армии. И виной этому стала неразбериха в стране, которая привела к разложению российской армии. Началось неповиновение нижних чинов офицерам и дезертирство солдат с фронта, которые самовольно покидали боевые позиции и пытались уйти домой. Подобные случаи стали появляться и среди солдат корпуса Краснова. Все это очень беспокоило Петра Николаевича, но изменить что-либо было не в его власти. Единственное, что он мог сделать для предотвращения дезертирства в своем корпусе, так это выставить казацкие заслоны, на которые возложил обязанности задерживать дезертиров и отправлять в штаб корпуса, а в случае их неповиновения — расстреливать на месте. Но и такие крутые меры не помогли. Солдаты все равно пытались бежать с фронта. Казаки, выполняя приказ комкора, делали все от них зависящее для того, чтобы избежать применения оружия по беглецам на поражение. И только в исключительных случаях, когда дезертиры игнорировали требование остановиться и продолжали бежать или при задержании оказывали вооруженное сопротивление, казаки вынуждены были открывать огонь на поражение. Но таких случаев было очень мало. В основном все заканчивалось задержанием бежавших солдат и доставкой их в штаб корпуса, откуда их должны были отправлять в военный трибунал армии.

А вскоре вблизи линии фронта, на виду у сидящих в окопах солдат, на деревьях и телеграфных столбах стали появляться висельники, к ногам которых были привязаны плакаты с надписью «дезертир». Узнав об этом, все, в том числе и Деменев, решили, что это военный трибунал армии выносит такие жестокие приговоры, для того чтобы остановить дезертирство солдат с фронта. А вешают дезертиров на виду у всех для устрашения других солдат, чтобы они знали, что ждет их в случае самовольного ухода с боевых позиций.

Но однажды, когда Деменев неожиданно вошел в кабинет своего друга, начальника контрразведки корпуса полковника П.П. Овчинникова, он увидел, как тот вместе со своими помощниками пытает солдата-дезертира, бежавшего с передовой. Солдат лежал на полу кабинета в луже собственной крови, которого два офицера били сапогами, а Овчинников, с перекошенным от злости лицом, орал:

— Ты будешь говорить, большевистская сволочь?

Но солдат молчал. И непонятно было: или он не хотел говорить, или был без сознания, а может быть, уже был мертв, но, несмотря на это, офицеры продолжали его беспощадно бить. Увидев за таким занятием своего друга, Деменев остолбенел, не мог произнести ни единого слова и молча стоял как вкопанный. А когда Овчинников обернулся и увидел стоящего в дверях Деменева, то и на него закричал:

— А тебе что здесь нужно? Почему ты зашел в мой кабинет без предупреждения?

Деменев никогда раньше не видел и не слышал, чтобы Овчинников так грубо с кем-нибудь разговаривал, в том числе и с ним. Вид и манеры поведения Овчинникова всегда соответствовали поведению культурного и образованного человека. И не только Деменев, но и все, кто знал Пашу Овчинникова, не могли себе даже предположить, что за этим добродушным лицом скрывается настоящий палач. Овчинников, видимо, тоже понял, что переборщил, так грубо разговаривая со своим другом, и дал команду своим подчиненным убрать бесчувственное тело солдата из кабинета и бросить его в подвал, где содержались другие задержанные дезертиры. А когда офицеры унесли обезображенного солдата, Овчинников сказал:

— Извини, Гера. Погорячился я. Сам видишь, какая у меня работа и чем мне приходится заниматься. Но ты тоже хорош. В мой кабинет без предварительного предупреждения никто и никогда заходить не должен. А ты нарушил это правило. Вот я и не сдержался, нагрубил тебе. Прошу учесть это на будущее.