Слуга праха - [22]

Мы направились в его излюбленное место: обширный сад на берегу Евфрата, туда, где вдалеке от суеты пристаней и криков корабельных плотников пролегал один из каналов. Если быть точным, сад тянулся вдоль этого канала, уходя в сторону от оживленной реки. В саду росло множество плакучих ив и верб — именно они упоминаются в псалме, — музыканты играли на дудках и танцевали, получая в награду разные безделушки.

Мардук уселся напротив меня и сложил на груди руки. Удивительно, но мы действительно были так похожи, что нас могли принять за братьев, и мне вдруг пришло в голову, что я знаю его лучше, чем своих кровных братьев, хотя, надо сказать, я не испытывал к ним ненависти, о которой так часто говорится в историях про евреев. Нет, я любил их. Они становились робкими и застенчивыми, когда дело доходило до выпивки или танцев, и мне гораздо больше нравилось проводить время с отцом, но я искренне любил их.

Азриэль умолк, словно желая тишиной почтить память умерших братьев. В своем одеянии из красного бархата он в тот момент показался мне невероятно красивым, а молчание делало его поистине соблазнительным и таинственным образом сближало нас.

Однако пауза длилась недолго, и Азриэль продолжил свою повесть.

— Мардук сразу же перешел к делу. «Я намереваюсь поведать тебе всю правду, — заговорил он. — И ты должен внимательно выслушать меня, отнестись к моим словам серьезно. Я не помню, как и откуда появился. У меня не осталось воспоминаний о победе над великим драконом Тиамат, о том, как из частей ее тела я создал небо и землю. Но это не означает, что легенды врут. Просто я обитаю в тумане. Предо мной предстают духи богов и странствующие души мертвых. Я слышу обращенные ко мне молитвы и стараюсь отвечать на них. Это место внушает ужас, и каждое возвращение в храм, где приготовлено угощение, доставляет мне истинное наслаждение, ибо тогда туман рассеивается. Тебе известно, почему?»

«Нет, — покачал я головой, — но я догадываюсь… Наверное, потому что тебя могут лицезреть жрецы, могущественные колдуны и провидцы».

«Да, Азриэль, именно так. Я обретаю плоть и становлюсь доступным взорам ведьм и колдунов, всех, кто имеет глаза, чтобы видеть. Я предаюсь возлияниям, вдыхаю ароматы людей и пищи — и оживаю. А потом укрываюсь в статуе и отдыхаю во тьме, прислушиваясь к тому, что происходит в Вавилоне. Время не имеет для меня значения. Я просто слушаю, слушаю… Но того, о чем повествуют легенды, начала всех начал я не помню. Ты понимаешь, о чем я?»

«Н-не совсем, — признался я. — Неужели о том, что ты не бог?»

«Нет, я действительно бог, и притом могущественный. Если захочу, могу тотчас вызвать ветер, который мгновенно очистит рыночную площадь, опустошит сад… Это не составит труда. Но я имел в виду другое: боги отнюдь не всеведущи, и легенда о том, как Мардук стал верховным богом, как одержал победу над Тиамат, как построил башню до самого неба… В общем, я, видимо, забыл об этом. Наверное, силы мои кончаются, и я не могу вспомнить. Боги, как и цари, уходят, умирают… Иногда они засыпают, и трудно пробудить их ото сна… Но когда я бодрствую, когда я полон сил, я люблю Вавилон. И Вавилон отвечает мне взаимностью».

«О господин мой, — снова заговорил я. — Ты изнываешь от скуки, потому что вот уже десять лет никто не проводит новогодние празднования, потому что наш царь Набонид не оказывает должного почтения ни тебе, ни твоим жрецам. Только в этом причина твоего недовольства. И если бы можно было вернуть безмозглого старого идиота домой и заставить его созвать праздник, тебе сразу стало бы легче: любовь вавилонян во время торжественной процессии вновь наполнила бы тебя силами».

«Неплохая мысль, Азриэль. Наверное, отчасти ты прав. Но я никогда не любил новогодние праздники. Мне не нравится скрываться внутри статуи и двигаться рука об руку с царем. Уже на полпути мне хочется отпихнуть его подальше и столкнуть в ближайшую канаву. Неужели ты не понимаешь? Все не так, как тебе говорили. Совсем не так».

Мардук умолк, жестом предложив мне обдумать его слова, а потом сказал, что желает попробовать кое-что. В тот момент я даже не догадывался, что следующие мгновения сыграют решающую роль в моей судьбе, в моем существовании как духа.

«Азриэль, — обратился ко мне Мардук. — Я хочу, чтобы ты сделал вот что: посмотри на меня и мысленно освободи мое тело от золотой оболочки, постарайся увидеть меня во плоти, живым, как ты сам, с черной бородой и карими глазами, а потом дотронься до меня обеими руками. Позволь богу избавиться от золотого одеяния. Попробуй».

Я задрожал всем телом.

«Чего ты боишься? — спросил он. — Никто ни о чем не догадается. Все увидят рядом с тобой лишь знатного человека в красивых одеждах».

«Я боюсь, что все получится именно так, как ты желаешь, — ответил я. — Меня пугает мысль, пришедшая в голову. Ты хочешь уйти, Мардук. Сбежать. И если мне удастся, если мои глаза и руки помогут тебе обрести плоть, ты исполнишь задуманное».

«А почему, скажи на милость, это пугает сына Яхве? — Мардук тяжело вздохнул. — Извини, я дал волю гневу. Я люблю тебя больше всех других своих почитателей, больше всех подданных. Поверь, я не собираюсь покидать Вавилон до тех пор, пока город будет во мне нуждаться. И только после того, как все, что мы видим вокруг, окажется погребенным в песках, я, вероятно, уйду. Но ты прав в другом: я стану свободным. И буду знать, что, оставаясь богом, могу ходить по земле в человеческом облике. Понимаешь, я обрету представление о собственных силах. Я умею вызывать бурю, исцелять даже смертельные раны, я исполняю желания, потому что обладаю широчайшими познаниями, и мне известно, что демоны, которых так боятся люди, — это всего лишь неприкаянные души мертвых».