Слуга государев - [13]

— Ох, неймется те, малой! Все помыслы — о смертоубийстве! — Воронов вырвал у Энжи оружие. — Придется остудить твою буйну голову!

В этот момент, чем-то встревоженная, заржала лошадь Григория. Он посмотрел в темноту леса и присвистнул:

— Ох, ты! А я-то, грешным делом, в сказки не верил!

На него сквозь туман надвигался черный всадник. Лицо скрывал капюшон плаща, который развивался над крупом коня. Воронов, забыв о Энжи, направил пистолет на призрака и спустил курок. Пистолет дал осечку, а всадник продолжался мчаться на него. Гришка схватился за шпагу, но тут, получив удар по голове от своего пленника, рухнул в придорожный овраг. Скатываясь вниз по крутому, заросшему кустарником склону, Григорий успел заметить, как на фоне луны проступил силуэт всадника в плаще, парящего над краем обрыва.

Видение прервал еще один удар — на этот раз о кряжистое дерево, остановивший падение Григория на дно глубокого оврага. Гришка потерял сознание, да так и остался лежать, заваленный сырой листвой.

Глава тринадцатая

Примирения с Мадам так и не произошло. Король пребывал в скверном настроении. Герцог Орлеанский поспешил пригласить Его величество посмотреть на новых соколов, присланных в подарок из одного предместья. Король сначала отказался, но потом принял приглашение, решив лично отобрать птиц для принца. По этому случаю в Версальском парке поставили шатры и столы с угощениями. Отбор птиц герцог превратил в пикник. Ясный теплый день способствовал запланированному празднеству. Людовику показали соколов и предложили испытать. Для этого, в качестве дичи, принесли клетку с голубями. Король, надев перчатку, принял сокола на руку и кивнул сокольничему. Тот открыл дверцу клетки, достал голубя и выпустил его в небо. Король сдернул колпачок с головы сокола и подкинул его в воздух:

— Ну, посмотрим, на что ты способен! Задай трепку этому трусу!

Придворные, стоявшие поодаль от его величества, обратили свои взоры вверх. Хищная птица поднялась в небо, увидела голубя и, сложив крылья, на лету сбила свою жертву, вонзив в нее свои когти. Король удовлетворенно поднял руку. Все зааплодировали.

Случайно ли или благодаря заботам герцога, но Людовик оказался рядом с мадемуазель де Монтеррас. Она была прелестна в охотничьем костюме серо-голубого цвета, пышные локоны свободно падали на плечи, а изящная треуголка придавала девушке несколько воинственный вид. Шарлотта прервала аплодисменты придворных замечанием:

— Несчастная птица! Она только обрела свободу, и тут же ее настигла смерть!

Все смокли, а король повернулся к девушке, но узнав снисходительно улыбнулся:

— Увы, мадемуазель! Жизнь жестока! Кто-то рождается быть дичью, кто-то охотником!

— Быть может, это так… Но смерть на свободе все же предпочтительнее сытой жизни в клетке…

Его величество снял перчатку:

— Вы хотите их всех отпустить и оставить королевство без соколиной охоты? — он показал на клетки с птицами: Осторожнее, мадемуазель, еще немного, и я начну подозревать вас в государственном заговоре!

— Ну, тогда казните меня, как казнили вашего несчастного голубя! — Шарлота непринужденно рассмеялась. — Кстати, сокол — тоже невольник, он летит только туда, куда укажет хозяин! — вызывающе заявила девушка.

Людовик резко обернулся к Шарлоте. Она присела в реверансе, поняв, что перешла границы.

— Соколу, мадемуазель, нужно жить по правилам и не залетать слишком высоко!

— Иначе?.. — Шарлотта решила идти до конца, понимая, что король догадывается, о ком она говорит.

— Иначе он обречен на верную смерть — солнце опалит ему крылья! — Король сделал ударение на последних словах и удалился.

Де Монтеррас, присев в реверансе побледнела.

Людовик подошел к шатру, где для него был приготовлен завтрак. Слуги широко раздвинули перед ним портьеры, заскрывающие внутреннее убранство. Перед всеобщим взором предстало королевское кресло с изображением сияющего солнца.

Соколов унесли, и придворные разбрелись по парку. То тут, то там раздавался громкий смех. Особенно весело и оживленно было возле качелей. Шарлотта, не желая принимать участие в празднике, свернула к живой зеленой галерее и остановилась в задумчивости. Ее привлек разговор двух фрейлин. За высокими кустами изгороди они не заметили ее.

— Вы слышали, что говорят о письмах, которые повезли наши дуэлянты? — услышала Шарлотта вопрос одной из девушек.

— Нет, а что?

— Да то, что бедняги обречены. В письмах — их смертный приговор!

— Что вы говорите!

— В конце пути их ждет неминуемая гибель!

— Но как вы узнали об этом?

— Ха! Тоже мне секрет! Мой супруг готовил паспорта для изгнанников! — Смеясь, девушки удалились, и голоса было уже не разобрать.

На глаза Шарлоты навернулись слезы. Де Брезе обречен? Господи, к чему такая жестокость? Стараясь скрыться в глубине галереи, она неожиданно натолкнулась на Филиппа. Он разглядел заплаканное лицо фрейлины:

— Чем вызвана грусть на столь прелестном личике?

— Я не знаю, как быть. Все так запутано!

Филипп оглянулся, словно хотел убедится в отсутствии лишних ушей.

— Любовь, мадмуазель, слишком волшебное чувство, чтобы им пренебрегать! Послушайте совет старика! Делайте то, что подскажет вам сердце! — он кивнул и пошел далее в глубь тенистой галереи. Шарлотта, вытирая слезы, грустно смотрела ему вслед.