Слуга Дракона - [29]

Обычно его сила служила защитой для Шарины; и теперь девушка успокаивающим жестом положила руку на плечо своего друга. Оскорбления в собственный адрес мало волновали Кэшела – скатывались как с гуся вода… Но человек, обидевший его друзей, вряд ли рискнул во второй раз повторить такую ошибку.

– Не думаю, чтоб Ансалем мог сознательно навредить кому-то или чему-то, – ответила Теноктрис. Она говорила спокойно, словно не замечая бури, которую ее предыдущая реплика вызвала в беспокойном сердце Кэшела. – Он отличался невинностью ребенка. Возможно, в этом и заключалась его сила. Пожалуй, Ансалема можно упрекнуть в некотором тщеславии – но это и понятно при таком-то могуществе. Иногда он становился раздражительным, но никогда не злился настолько, чтобы причинить настоящий вред.

Старая волшебница опустила глаза, улыбаясь воспоминаниям и удивленно покачивая головой.

– Но пусть вас не вводит в заблуждение мое сравнение Ансалема с маленьким ребенком, – продолжала Теноктрис. – Этот человек являлся настоящим ученым. Думаю, равным мне по серьезности подхода. – Губы ее сжались. – Ну или почти равным… – уточнила она и усмехнулась собственному хвастовству.

Гаррик и другие тоже улыбнулись. Гордость – самое распространенное человеческое чувство. Теноктрис всегда признавала за собой недостаток силы, но гордилась накопленными знаниями. Она постоянно совершенствовала свои умения – которые были скорее сродни искусству ювелира, нежели кузнеца – и немало преуспела в этом.

– Ансалем собрал книги со всех Островов, – продолжала Теноктрис. – Труды по всем наукам, не только о волшебстве. И мне кажется: он умел управлять временем не хуже, чем пространством. Говорю так, потому что видела в его коллекции вещи, которые не просуществовали бы и часа без охранной магии… не говоря уже о веках, прошедших с тех пор, когда они были созданы. Там имелись стихи, написанные на чешуйках с крылышек бабочки, оправленных в паутину…

– Заклинания? – спросила Шарина.

– Просто стихи, – Теноктрис опять покачала головой, Удивляясь миру, в котором существовали подобные вещи. – Полагаю, эпитафия… «Благочестивое дитя, воспитанное мною, дабы охранить себя от гнева вражьего. Когда упокоюсь я в мире, он возведет мне курган на этом зеленом холме».

– Но зачем все это волшебнику? – спросил Кэшел. Он сосредоточенно размышлял, сплетя пальцы и нахмурившись.

Теноктрис хлопнула в ладоши и немного устало улыбнулась.

– Я не знаю, – ответила она. – Так же как не знаю, зачем кто-то написал эти слова на паутинке и крыльях бабочки, вместо того чтобы выбить на камне… Но я никогда не забываю стихи, Кэшел. Даже если не знаю, о ком или о чем они.

Лицо волшебницы стало задумчивым. Свет лампы подчеркивал линии на щеках, выгравированные временем.

– В его библиотеке имелись заклинания, которые, пожалуй, даже самому могущественному магу не стоило пытаться использовать. Но не они меня интересовали. Ансалем собирал еще и коллекцию предметов, служивших проводниками для потусторонних сил.

Старуха встала, воспоминания о давних событиях, казалось, разволновали ее.

– Его дворец напоминал водоворот сил, способных перевернуть всю вселенную. Никто, кроме самого Ансалема, не мог оставаться в безопасности рядом с подобным источником. Я, во всяком случае, не смогла…

Гаррик подумал о предметах, которые он видел в своем сне: мумия рептилии; лежавший в нише образец какого-то металла – он освещал все вокруг голубоватым светом; шар размером с кулак, сверкавший, как затвердевшее пламя; и конечно же, марказитовый Владыка Морей.

– Но Ансалема, выходит, это не пугало? – спросил Кэшел, – По причине его могущества?

Теноктрис покачала головой.

– Скорее по причине его невинности, – ответила она. – Видишь ли, от такого не спасет никакое могущество. Но Ансалем был чист в душе, силы не смогли ни за что зацепиться, как это случилось бы с другими людьми… По крайней мере с другими магами.

– Даже с тобой, Теноктрис? – удивилась Лиэйн.

– Даже со мной, – подтвердила та. – В Ансалеме же присутствовала скорее не мудрость, а полет воображения.

Она сжала ладони и прикрыла глаза.

– Как сейчас помню экспонат из его коллекции – раковина одного из Владык, обратившаяся в марказит задолго до эпохи человечества. Она воплощала в себе абсолютное Зло, ничего подобного я не встречала в реальном мире.

Гаррик согласно кивнул. Никто, даже Теноктрис, не представлял себе, насколько хорошо он понимал ее.

– Мне нравилось работать в библиотеке Ансалема, – говорила Теноктрис. – Даже маленький глоток из этого источника мудрости являлся наслаждением, которое я до сих вспоминаю с трепетом. Но если б я не уехала оттуда в какой-то момент… меня бы просто разорвало на части той аурой зла, которая окутывала дворец.

– Там вроде присутствовали и другие маги? – спросил Гаррик. Он сидел, стараясь не держать расслабленные руки на коленях. Вместе с воспоминаниями Каруса в нем проснулась и давнишняя нелюбовь короля к колдунам, магам и прочему чародейству.

Но ведь магия – это просто инструмент. В руках Теноктрис она являлась тонким, ключом, открывающим тайные истины, в других же… Инструмент не виноват, если большинство магов превращали это искусство в нечто опасное, подобно саням, управляемым сумасшедшим слепцом.