Случившееся - [5]
Удар по тормозам. Мне кажется, я только что подумал о слове или даже произнес его.
3
«Он работал в словорубной мастерской вместе с отцом, пока не подставил язык под тесак».
– Что это?
– Читай. Некролог.
– Чей?
– Твой, ну.
– То есть я все-таки умер?
– Ну как бы да.
«Был убит стрелой».
– Бред же, а?
– Читай, – Инна с напором.
– На обратно, не надо мне.
– Да ты читай, читай.
– Не суй.
– Почитай, пожалуйста.
– Хорошо, давай, надоела.
Даже имя не написали, неуважение какое-то.
– Даже имя не написали.
– Новожилов, вот.
«Новожилов был суммой слов, сказанных его предками, как и любой другой человек. Человечество есть сумма слов, когда-либо сказанных людьми. Новожилов был человеком».
– Вслух.
Повторил вслух.
– Это такой вывод обо мне?
– Выше.
– На, не хочу читать этот бред. Даже имя не написали.
– И это вся твоя реакция?
– Вся, а что я должен делать?
– Ты умер.
– Ничего я не умер, убери это.
Отдал Инне некролог.
– Не показывай, это просто мое воображение.
– Мы сейчас позвоним на радио и убьем кого-нибудь словом.
Зачем она это сказала? Ну вот зачем? У меня всегда волна 95,5.
«Ты сказал». «Нет, ты сказала». «Ты сказал». «Спорить с тобой». Знакомые ведущие, вечно пререкаются, давно к ним не прислушивался.
– Звонки скоро будут, их телефон, – Инна сказала номер, я знал его наизусть, слышал миллион раз. – Позвонишь и скажешь слово.
– Ты можешь остановиться? Давай обратно некролог.
Выключил радио, лучше некролог, чем это, хотя теперь меня не оставляет мысль позвонить на радио и проверить слово. Нет, я не должен думать о слове.
Я могу наказать кого угодно, в моих руках чужие жизни, это слишком сложно.
– Чужие, – повторила Инна, – чужие, поэтому звони. Сам ты уже умер.
– Ничего я не умер, дай.
«Он работал в словорубной мастерской вместе с отцом, пока не подставил язык под тесак».
– Не с этого все началось.
– Выше.
«Долгое время Новожилов считал, что крик при рождении и есть слово. Потом он думал, что первое слово, произнесенное человеком, и есть то самое слово».
– Нет, это бред, многие не кричат, но ведь они не бессмертны. Кто писал это? Фразы так глупо построены. «Слово, произнесенное человеком, и есть то самое слово». Я бы на месте заказчика за такое не заплатил.
Но я правда думал над этим, лживый некролог не врет. Это было бы стильно, правда? Готовый финал романа: первое слово человека убийственно. Если он родился и произвел звуки, значит, умрет, бессмертных не бывает. Какая драма, какая философия.
Я ненавижу такие банальные фокусы. Их любят те, кто ничего не видит и не слышит.
– Глухонемые, – сказала Инна.
– Нет, дураки.
– Глухонемые, – повторила Инна.
– Ты об этом.
Кто-то не кричит при рождении, она об этом. Кто-то не говорит. Кем-то слово не произносится в детстве. Теория о первом убийственном слове человека – полная чушь.
– Читай.
Может, позвонить на радио и покончить со всем этим?
«И слова занимались сексом, создавая новые слова».
– Могли бы заменить «занимались сексом» на «занимались любовью», нет? Кто это писал?
– Читай.
«И слова занимались сексом, создавая новые слова. Так появлялся язык. Языки соприкасались с языками, рождая новые языки. И слово, сочиненное Новожилов, явилось результатом…»
– Инна, пусть это сначала отредактируют, забери. «Явилось результатом». Что это вообще?
– Читай, – раздраженно.
Они снова били и мяч попал в дверь машины.
Выйти бы и.
Есть другая мысль, открыл окно, спросил «ты меня видишь?», мальчик посмотрел подозрительно, опасливо, быстро схватил мяч и убежал.
– Видит. Значит, не умер.
Мы опять на том же месте, интересно, сможем ли мы когда-нибудь вернуться домой?
– Читай.
«И слова занимались сексом, создавая новые слова. Так появлялся язык. Языки соприкасались с языками, рождая новые языки. И слово, которое сочинил Новожилов, явилось результатом порока, умноженного друг на друга тысячелетиями истории».
– Хочешь, чтобы я искал в этом глубокий смысл?
– Сам знаешь смысл. Давай лучше звонить.
– Скажи мне честно, я не умер?
– Ты не умер.
– К чему тогда некролог?
– Не знаю, ты сам его выдумал.
– Давай звонить.
Мяч снова прилетел в дверь. Опустил стекло. «Да сколько можно-то». «Изви». Остальная часть слова развернулась и убежала вместе с мальчиком. Извинился, значит, видит. Значит, я не умер.
– Набери их, как раз игра началась, – попросил Инну.
Я чувствовал себя человеком, которого повесили на мосту, но веревка оборвалась, и я поплыл по реке. В меня стреляли и не попали, началась погоня. Теперь вся моя жизнь – погоня, когда-нибудь меня обязательно найдут, а даже если нет, все равно погоня не прекратится. Удушье сделало мне татуировку, когда тело летело вниз к смерти. Я все время трогаю татуировку и чувствую, что за следующим углом меня поймают, открою глаза, проснувшись – поймают, подниму голову и посмотрю в зеркало – поймают. Я живу в ужасе внезапной смерти.
– Занято.
– Еще набирай.
– Занято.
– Еще.
– Заня.
– Еще.
Я живу в ужасе внезапной смерти. Реальность должна представляться мне чудовищно зримой, мне нельзя рассуждать о ней всерьез и проникать в суть вещей. Если я начну, обязательно наткнусь на слово, а если наткнусь, случайно умру. Мне тяжело умирать специально, хотя я рискую сделать это в ближайшие минуты, позвонив на радио. Но умирать случайно я не намерен совершенно точно.
Журналист просыпается в тесной запертой комнате с низким потолком. На столе печатная машинка, рядом записка с условием: дверь будет открыта, когда он напишет миллион знаков высококачественного текста. Любые контакты с внешним миром невозможны. Каждый час он должен писать минимум три тысячи знаков, иначе потолок всякий раз будет опускаться на пять сантиметров, пока не раздавит его…
Тирания страшна, даже если это всего лишь выдумка ребенка. Особенно если это выдумка ребенка. Нет ничего страшнее, чем ребенок, способный выдумать тиранию. Санкт-Петербург, недалекое будущее. В Башне Татлина, построенной в центре города, работают операторы машин, редактирующих мысли людей. Каждая машина может редактировать до 100 тысяч человек, мозг которых соединен с облаком глобальной системы редактирования. Оператор по имени Омск Решетников из-за сбоя в системе получает шанс отключиться от редактирования.
В мире случилась эпидемия. Сергей, как и многие теряет близких и друзей. Удастся ли ему выжить? Построит ли он новый мир на просторах Волги, куда унесет его из столицы инстинкт самосохранения? Какова будет цена этой новой жизни?
Миша спустя годы возвращается домой. Многое поменялось с тех пор, как ему пришлось покинуть родные места после потери близкого человека. И когда казалось, что жизнь начала налаживаться, демоны прошлого настигли его, вновь заставив вспомнить всё о чём он так яро пытался забыть…
Здесь обитает страх.Здесь говорящий с мертвыми управляет такси, а вынужденная остановка на пустынной дороге перевернет вашу жизнь.В доме с решетками на окнах поджидает нечто. И это нечто голодное!Здесь уборщица знает все ваши тайны, и она не упустит шанса ими воспользоваться.И даже Добрый Дом может превратить вашу жизнь в кошмар!Читайте «Передвижная детская комната» и не забудьте завернуться в одеяло. Оно согреет вас, когда холодный ужас проникнет в душу. Книга содержит нецензурную брань.
Дора часто слышит странный голос. Он шепчет гадости, смеется над ней, обвиняет в ужасном преступлении. Переезд в другой дом и новый психотерапевт едва ли что-то меняют. Мрачные галлюцинации Доры только усиливаются. Однажды девушку посещает видение погибшего мальчика. Мистика или игра фантазии? Доре кажется, что кто-то намеренно сводит ее с ума. Она начинает собственное расследование, но никто не верит девушке. Может ли злая часть собственной натуры играть с ней в жестокие игры?
В 2000 году любители экстремальных приключений и повышенного адреналина устремились в США, где возникла загадочная, таинственная Зона, которую назвали «Пэгэтори». Все, кто рискнул испытать себя в поединке с Зоной, сталкивались в ней с невероятными явлениями, несвойственными нашему привычному земному миру. Поэтому вскоре сложилось мнение, что Зона представляет собой либо непознанное человеком новое пространственное измерение, либо параллельный мир. Испытания, с которыми любители приключений сталкивались в Зоне, многие называли испытаниями Адом.
Финансист Феликс и восходящая звезда театра Тильда кажутся идеальной влюбленной парой. Но так ли это на самом деле? Калли, скромная сестра-близнец Тильды, очень любит свою сестру и начинает бить тревогу, наблюдая, как жизнерадостная и успешная девушка превращается в свою тень. Калли неоднократно была свидетельницей вспышек ярости Феликса и замечала синяки на руках своей сестры. Но Тильда любит Феликса. Он ее муж. Успешный и харизматичный, а также контролирующий, подозрительный и, возможно, опасный. И все же Тильда любит его. А Калли любит Тильду.