Случайные обстоятельства. Третье измерение - [4]

— Так это же арифмометр, товарищ командир. Перед самым выходом удалось достать.

— А на счетах уже нельзя? — спросил Букреев.

— Неудобно же, товарищ командир, — укоризненно сказал Бобрик. — На корабле сплошная электроника, а мы тут — на счетах?

— Понятно... — Букреев усмехнулся. — Научно-техническая революция.

Бобрик скромно потупился и развел руками: стараемся, мол, для корабля как можем и даже сверх того...

— А ужин готов? — спросил Букреев.

— Так точно.

— Старпом...

— Ясно, товарищ командир. — Варламов включил трансляцию сразу на все отсеки и объявил: — Накрыть столы в кают-компании. Команде приготовиться к ужину.

Он обернулся — правильно ли понял? Букреев чуть заметно кивнул — да, правильно, — но тут же подумал, что решительность Варламова была уже не совсем старпомовской... Да, пора ему в командиры.

Букреев встал с кресла.

— Ну, пошли, мичман, на камбуз. Посмотрим вашу антисанитарию.

— Есть, есть, — сказал Бобрик, пропуская командира вперед.

— Вы, кажется, собирались к нам какого-то кока перетащить?

— Так точно. На гражданке шефом в ресторане работал.

— Каким еще «шефом»?

— Шеф-поваром, товарищ командир.

— А... Ну и как?

— Сопротивляется, — вздохнул Бобрик.

— Сломить надо, — сказал Букреев, перешагивая высокий комингс.

— Будет сделано, товарищ командир, — заверил Бобрик, торопливо соображая, все ли на камбузе в порядке.

2

С красивой небрежностью знатока возился у перископа старший матрос Евдокимов. Присутствие замполита, который сидел на диванчике рядом, ничуть не смущало его, не заставило сделать ни одного лишнего, суетливого движения, потому что, кто бы ни оценивал со стороны его работу, — не было на корабле человека, который мог бы разобраться в перископе лучше, чем Евдокимов, и молчаливой неспешностью своей он словно подчеркивал это.

Штурманских специалистов Ковалев вообще стал отличать с первых же дней. Даже не глядя на номера, нашитые на карман спецовки, — номера, по которым видно, к какой боевой части корабля относится каждый матрос, — можно было понять, что служат они под началом Володина. На манер штурмана они умудрялись носить спецовки с каким-то особенным шиком, немного щеголяли своей подтянутостью и снисходительно относились к представителям иных профессий на корабле, не столь истинно морских, какой им казалась только штурманская.

Когда сегодня Букреев, после очередного подвсплытия на сеанс связи, недовольно спросил, что это у штурмана с перископом и не находит ли штурман, что у него слишком часто что-нибудь да случается, Володин, задетый явной несправедливостью командира, с вызовом сказал, что перископ все-таки не гайка с болтом, а сложнейший прибор, и может же с ним хоть однажды что-то случиться. На других кораблях тоже случается, почему же у нас не может?

— А потому, — вдруг совершенно спокойно ответил Букреев, — что у нас не должно. И вы, штурман, пока не на другом корабле плаваете, а на этом.

Как понял Ковалев, случай с перископом сам по себе был не ахти какой и ни на что особенно не влиял, а то, что Букреев позволил своему подчиненному разговаривать в таком тоне и даже не заметил этого или не хотел замечать, означало, видимо, что бывший штурман (а Букреев плавал когда-то штурманом) все же согласился со штурманом нынешним, с Володиным, что перископ действительно не какая-то там гайка с болтом. Тут Володин в глазах Букреева был абсолютно прав, а в таких случаях командир позволял иногда своему подчиненному и сорваться, и даже чуть надерзить, — это Ковалев уже понял в Букрееве. Но успел он и другое заметить: штурман как раз чаще всего тогда именно и дерзил, когда чувствовал за собой какую-то вину — за собой или за своими подчиненными. И кажется, с перископом для самого Володина не все было так очевидно, как ему бы хотелось.

Подсказать действительную причину неполадок мог только Евдокимов, старший матрос Евдокимов, образование десять классов, служит по последнему году... Что еще?

Ковалев стал припоминать послужную карточку Евдокимова, но зацепиться не за что было, все у Евдокимова шло нормально, он был из тех матросов, за которых никому из его начальников никогда не попадало от командира. Оставалось только вспомнить сейчас, как же поощрялся старший матрос Евдокимов. В звании он не особенно преуспел, мог бы уже и старшиной второй статьи быть, а что-то ведь было, думал Ковалев, что-то припоминалось такое, что и с хорошим матросом случается не каждый месяц, даже не каждый год... Ну конечно!

— Евдокимов, — окликнул Ковалев.

— Я, товарищ капитан второго ранга. — Евдокимов обтер ветошью руки и подошел к замполиту, вопросительно глядя на него. С перископом он провозился уже несколько часов, а спецовка с подвернутыми рукавами оставалась все такой же чистенькой: точные приборы требуют аккуратности, этому-то Володин научил своих подчиненных.

Ковалев подвинулся на диванчике и сказал:

— Присаживайся.

Евдокимов довольно красноречиво оглянулся на перископ — некогда, мол, рассиживаться особенно, товарищ капитан второго ранга, — но Ковалев ждал, и, хочешь не хочешь, пришлось сесть рядом.

— Ну, как служится? — спросил Ковалев.

— Нормально служится, — сдержанно ответил Евдокимов.