Случайные обстоятельства. Третье измерение - [163]

Теперь, на расстоянии, его уже озадачивало, что он обычно, если отношения с женщиной подходили к концу, расставался с ней просто, испытывал даже облегчение, а тогда, в автобусе, не было этого облегчения, — сейчас он это точно знал.

Самым же странным было то, что особенно часто он вспоминал о ней не в обезличенные, проходные свои дни, а когда ему бывало плохо или, наоборот, очень хорошо, будто только она одна и могла по-настоящему понять и его плохое, и радостное.

Однако, когда в очередной раз оказывалось, что письма ему по-прежнему нет, он думал, что вот как он прав был тогда, в санатории, не изменив своему правилу в отношениях с Верой. Как это все же разумно — не допускать близко к сердцу, чтобы не в чем было потом разочаровываться.

Тут, правда, он хитрил перед собой. Что все-таки задевало его, с чем не мирилась душа Андрея Михайловича и из-за чего он продолжал заходить на почту, уже мало надеясь, — это то, что, поверив глубине и искренности чужого чувства, не мог он допустить, не хотел допускать, что подобное можно так легко и скоро вычеркнуть, просто-напросто забыть в две-три недели. В конце концов, дело было не в чувстве именно к нему, Каретникову, а в ТАКОМ чувстве вообще, которое признавалось им вполне охотно, тем более это ведь не требовало с его-то стороны никаких душевных трат и усилий, кроме понимания, что — что ж? — видимо, и такое иногда случается с кем-то на какое-то время. И хорошо, очень хорошо, что случается.

Но чтобы настолько быстро оно проходило, ТАКОЕ чувство, — это было слишком неприемлемо для него. Он, Каретников, мог сам ни разу не испытать подобного — как он полагал, К СЧАСТЬЮ не испытать, ибо это не только радостно должно быть, а и чересчур хлопотно и, увы, почти всегда по-своему драматично, — но ему, пусть с некоторой снисходительной усмешкой современного прагматичного человека, все же нужно было верить, что ТАКОЕ чувство существует в принципе и, значит, может случаться. Так ему было уютнее на этом свете.

Женщина на почте, свидетельница его неудачливости, уже чуть не с соболезнованием успокаивала его:

— Ничего, вам пишут, пишут. Заходите..

— Да, конечно... — одаривал ее Каретников той обаятельной улыбкой, с какою он всегда, сам этого не замечая, разговаривал с женщинами любого возраста, если они были ему симпатичны, а вернее — если чувствовал, что он им симпатичен.

Самолюбие его страдало, и назавтра он зашел на почту, уже твердо зная, что это в последний раз. Из окошка на Андрея Михайловича смотрела незнакомая длинноносая девушка с низкой, до самых бровей челкой над злыми маленькими глазками. Он вспомнил, что надо предъявить свой паспорт, раз той женщины почему-то не было сегодня.

Он так доброжелательно и спокойно улыбнулся ей, что в ее некрасивом насупленном лице что-то вдруг совершенно непроизвольно смягчилось, будто чуть оттаяло, а еще спустя мгновение, когда девушка возвращала ему паспорт, Каретников, снова встретившись с ней взглядом, точно уловил некий отклик.

Он знал за собой это почти безошибочное чутье угадывать чью-то к нему приязнь, ему это часто помогало в общении и с коллегами, и с начальством, и с женщинами, и даже в устройстве в столичных гостиницах, несмотря на табличку «Мест нет». Но и тогда, когда ощущение, что он кому-то нравится, ни в чем не сулило ему выгод, оно все равно было не только приятно, но и необходимо ему, потому что придавало уверенность и вообще в своей удачливости, и, главное, в каком-то немедленном сиюминутном везении, которое вот-вот последует. Если же удача и не приходила тут же, сейчас, то он все равно был уже на нее настроен, и тогда даже неудача, если почему-либо она вдруг случалась вопреки всем его ожиданиям, воспринималась Каретниковым не так болезненно.

Конечно, от того, что девушка в окошке была теперь к нему расположена, никак не зависело, получит ли он сегодня письмо, но уже то, что он так легко преодолел ее неприязнь, было само по себе добрым знаком и придало ему уверенность именно в сегодняшнем везении.

— Нету Каретникову, — огорошила его девица с челкой.

— Нет? — машинально переспросил он. — Спасибо...

Он все же улыбнулся ей напоследок, но, видимо, улыбке его уже не хватало той конкретной предназначенности и теплоты, которые были раньше, и, сразу же чутко уловив это изменение и свою теперь ненужность ему, девушка посмотрела на Каретникова не только с разочарованием, но и с прежней неприязнью.

«Как будто я в чем-то обманул ее», — обиделся Каретников, отходя от окошка.

Пережив досаду, что предчувствия, выходит,, подвели его, можно было теперь зато и порадоваться, что он наконец свободен, что заглядывать сюда больше не надо, что он сделал все от него зависящее, чтобы получить письмо, и что он избавился от этого унижающего чувства, когда получалось, что он нуждается в ком-то, больше, чем нуждаются в нем... Вот только ни радости, ни хотя бы облегчения все равно не было.

Не зная, куда деть себя, он прошел к скверику напротив собора, там полно было незанятых скамеек с налипшими на них желтыми и оранжевыми листочками от кустарника и одиноких деревцев, как и подобает осеннему городскому пейзажу в центре города. От вчерашнего дождя скамейки уже просохли, можно было сесть на одну из них, покурить спокойно.