Случайному гостю - [83]
Бабушка подошла к ней и обняла за талию.
— Коньячку, кузинка? — примирительно сказала она и повлекла Сусанну в кухню, та погладила бабушку по руке. — Не лишнее, Гелюнця, — кашлянула кузина Сусанна. — Так зазябла… Христос рождается…
— Славим Его, — ответила бабушка.
Приёмник, внезапно озаренный «Радио Польским» крутил французскую музыку: Мирей Матье сменила Мари Лафоре с грустной песенкой о несчастной Розалине.
До меня долетел звон хрусталя, дружный «Прозт!!», кокетливое хихиканье кузины Сусанны, бабушкино покашливание… и то, как отхихикав, кузина Сусанна спросила:
— Гелюня, а зачем была та телеграмма? Что то за церемония? Ты забыла телефон? Послала бы Лесика, давно хочу порасспрашивать его про Дар.
Воцарилась тишина, нарушаемая яростным феном в ванной. Дверь в кухню неожиданно закрылась, преодолевая невидимое сопротивление, приёмник захлебнулся песней, фен смолк, и в крошечной паузе я услыхал…
— То обманне, Зуза. Весь Адвент, одна охота. Мгла и морок. Нет сил уже. Такое.
— А я надела каблуки… Как выстою?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
продолжительная
О недолговечности
С участием сил тьмы, цыган и Ирода-царя
Чары недолговечны.
В воздухе после них долго стоит устойчивый озоновый запах, так ещё пахнет марганцовка. Гуще разрастается розмарин и остро исходит сладкой кислинкой лимонная мята. Говорят, так она будит воспоминания и сны — исключительно приятные. А ещё, после того как бабушка практикует свою «магию кухонну», всюду пыль. Почти незаметная. Тонкий серый след, просто пелена — убирать её обязан исключительно я… такая честь. Эта пыль плохо стирается с поверхностей и плохо смывается с рук…
Чары недолговечны, и все же они оставляют след.
Я вернулся в кухню; бабушка и кузина Сусанна восседали за столом, разделённые старой супницей с холодным борщом, и хмурились в тарелки.
— Что это вы такие кислые? — поинтересовался я и потрогал карманы брюк — в одном из них лежала карта. «Паж кубков». В другом — прохладный подорожник, скромный листик, частица Девяти трав, помощник.
— Лесик, — начала кузина Сусанна и потрогала серёжку. — Кто тут чаровал в Вигилию? Я вижу всё такое, да. Не верю, что бабушка… Ты знаешь, к чему то ведёт? Вот в семьдесят э-э-э втором году…
— А в веке каком? — мрачно спросил я и потрогал иголку в воротнике.
Кузина Сусанна округлила рот, затем слегка кривовато улыбнулась и воззрилась на бабушку.
— Спаситель родился уже… — сообщила бабушка и также мимолетно улыбнулась. — Давно.
— А электричество?
— Электричество не родилось, — бодренько сказала кузина Сусанна. — Его придумали, но высоко ценю твои шутки. В тёмные дни одни они — спасение.
— И музыка, — как-то туманно сказала бабушка. — Музыка от Бога.
Вороновские под нами, а вместе с ними кто-то ещё, сбоку, разом долбанули чем-то тяжелым по трубам у себя в ванной и в кухне. Дом наполнился стоном и гулом. В кране тонко засвистел воздух.
— Геля! — сказала кузина Сусанна. — Что-то сделай уже. Начнется мигрена и будет страх.
Бабушка задумчиво глянула на нас, поднялась, поддёрнула рукава, подошла к раковине, поднесла ко рту кулак и сказала в него нечто, звучавшее свежо, минимум, при королеве Боне.
Дар распространился вокруг нас, подобный серому шёлку. Прохладный и гладкий.
Я увидел, как обрадовался воде младший Вороновский, несмотря на то, что ему мыли голову. Кто-то выпивший шёл по двору — у таких людей мысли и действия всегда нечёткие, и путника окружали тени… лучше было и не смотреть. И совсем рядом…
На мосту в этот раз царила тишина — не слышно было гусей, воды реки темно и маслянисто переливались под мостом. Ангел застыл в суровой неподвижности: прямой, печальный и укоризненный. Серые плиты были усеяны маленькими красными ягодками, их тормошил вездесущий ветер.
— Рябина! — обрадовался я. — Наконец-то я смогу спросить всю правду!
Прямо из-под моих ног вывернулась лиса, на морде её читалось раздражение, и похоже было, она чего-то сильно опасалась.
— Ты всё блуждаешь… — ворчливо заметила она и постучала по земле хвостом. — А рыцарь…
— В пути, я знаю, — оборвал её я.
— Если бы, — и лиса сделала попытку горько усмехнуться. — Он ведь пришёл…
Ягод на мосту заметно прибавилось, лиса с сомнением огляделась.
— Я должен знать что-то ещё? — спросил я, чувствуя как раздражение покидает меня.
Лиса поспешно оглянулась ещё раз и навострила чёрные уши.
— Ну, мне пора, — заявила она, пластаясь по плитам. — Я и так сказала больше, чем хотела.
— Постой! — крикнул я.
Ягоды хлынули по плитам потоком, вслед низко стелящейся лисе.
«Это не рябина — это остролист», — в панике подумал я.
— Красная шерсть, — высказалась лиса в пространство. — Das ist Shonn…
На минуту она замерла, ягоды столпились около неё широким полукругом.
— Берегись короны!! — крикнула лиса и кинулась прочь, кристомы алым ручьем преследовали её.
— Наступить на ягоду остролиста к несчастью, — сказал я и встретился глазами с кузиной Сусанной.
— Таки так, таки так, — проскрипела она и усмехнулась. — Шамлосник! Проверяешь даму.
На всякий случай я посмотрел на пол, возле ножки стола сидела Вакса и озадаченно тёрла морду лапой.
— Шерсть чёрная, — сказал я. — То есть за ухом, Вакса, черна.
