Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке - [24]

Я просил неоднократно мать найти возможность пригласить тетку, но она не знала, где та проживает. В очередном разговоре я узнал, что с матери перестали уже восемь месяцев брать плату за коммунальные услуги за тетку, до этого все годы она платила за Тасю, причем та не только никогда не участвовала, но даже и не пыталась участвовать в квартирных расходах. Вот где зацепка, вот как подставились председатель и бухгалтер кооператива, признав, таким образом, сам факт непроживания тетки, что давало повод её, что называется, прищучить, а может и выписать.

Председатель правления, молодой человек лет тридцати, очкарик, изворачивался, как уж, не желая давать требуемую справку, но нам удалось выбить из него удобоприемлемый текст, который я тут же напечатал на его машинке и попросил заверить. Поставив печать, он не расписался, а попросил пройти вместе с ним к бухгалтеру, чтобы согласовать с ней факт выдачи официальной бумаги. Что ж, пошли. Там я впервые увидел "мегеру", которая всегда "держала" сторону тетки и мелко пакостила родителям. Тетка её чем-то подкупила, недаром она говаривала матери: "Ну и что, что ты депутатом была, грамотная… Я вот не шибко грамоту разумею, но деньги всё делают. Моя внучка, что на рынке торгует, правильно говорит: деньги делают всё". Мне пришлось применить к "мегере" отвлекающий маневр и попросить выписку счетов оплаты за последний год, которую она делать, естественно, отказалась, но зато замороченный переговорами и бухгалтерским непротивлением по части справки председатель, наконец, поставил свою драгоценную подпись и я быстренько забрал бумаги, почти вырвав их из рук, и испарился с матерью из этой чертовой квартиры аки тать в нощи.

А сейчас надо вернуться для ясности квартирного сюжета назад лет на восемь. Однажды я получил от родителей сообщение, что они съехались с тетей Тасей, старшей дочерью моей бабушки от первого брака, и которой от очередного мужа досталась в наследство однокомнатная квартира в центре города П. Но так как съехались они в трехкомнатную кооперативную и тогда понятия не было о приватизации государственных квартир (у матери с отцом была именно кооперативная, также однокомнатная), то матери пришлось доплатить прежнему владельцу большие по тем временам деньги (недостающую разницу пая), то есть теткина квартира шла в зачет, но деньги все равно потребовались, Соответственно именно мать и стала членом ЖСК со всеми правами и обязанностями.

Года два они жили втроем прекрасно, без дрязг. Тетка занимала большую солнечную комнату с балконом, жила барыней, за коммунальные услуги и квартплату не платила. Тогда между близкими родственниками подобная мелочь как бы не бралась во внимание, в уме советского человека почти не работал бесконечный счетчик: сколько, почем, где дешевле. Тогда зато царствовал господин БЛАТ, вернее, товарищ БЛАТ.

Родители возили тетку за собой в гости повсюду, в том числе и далеко (в Молдавию, на Украину, не говоря о Москве), и в то же время она не считалась приживалкой. Навещая родителей, и сестра моя с семьей, и я запросто захаживали к ней в комнату, она даже устраивала в честь приезда родственников свои собственные застолья, а кошки Муська и Васька также по-свойски заглядывали на теткин балкон делать свои делишки и просто дышать свежим воздухом.

Как позже выяснилось, истинной причиной, по которой тетка подбила моих родителей на съезд, было то, что её замучили собственные внучки, которые требовали прописки и желали поиметь квартиру в свою собственность. Тетка от них бежала к сводной сестре, не предполагая, конечно, что при съезде потеряет часть свободы и, увы, просчиталась. Родители же мои, особенно отец с его прямо-таки патологической тягой к чистоте, живущие всегда очень обособленно не широко открытым домом, не предполагали в свою очередь, что тетка, привыкшая на отдельной квартире к постояльцам и всегда имеющая с них профит, и не подумает отказываться от застарелых привычек.

Через два года совместная мирная жизнь кончилась. Отцу моему осточертела бесконечная череда старух-паломниц, днюющих и ночующих в комнате Анастасии Федоровны, а ему порой даже в туалет приходилось занимать очередь, не говоря о грязи в местах общего пользования, убирать которую он, великий чистюля, за чужими, естественно, не хотел, а уж о полчищах тараканов, размножавшихся на старческих крошках, и поминать не хочется.

Начались раздоры, дрязги, коммунальные радости! А уж когда началась перестройка, приватизация, скачка цен, когда квартиры стали стоить день ото дня всё дороже, то в глазах тетки и её алчных родственников засверкали вожделенные миллионы. Пять раз она обращалась в суд, чтобы разделить счет и затем продать свою комнату, но это не удалось. Она имела право проживать в комнате, но не была полной хозяйкой её, поскольку квартира-то была полностью куплена матерью. Всё это совершенно не устраивало тетку и не укладывалось в её сознании, постоянно подстрекаемом внучками и правнуком. Попутно Тася ошельмовала мать по областному радио, заявив, что родная сестра сделала её бомжихой, и по иронии судьбы сестра моя с зятем, подъезжая именно в это время к городу N. в очередной отпуск, услышали по автомобильному радио невероятную хулу. Что толку, что потом первоначально неразобравшаяся в сути дела корреспондентка принесла в том же эфире извинения матери! В общем, попила тетка кровушки у родной (пусть и только по матери) сестры. Впрочем, и сама, безусловно, намаялась, так как несколько последних лет по собственной дури и ещё из-за упрямства жила вне своей комнаты, в какой-то неблагоустроенной конуре. Да, живы гоголевские персонажи, не перевелись ещё иваниванычи с иванникифорычами!