Случайно - [48]

Он дико втюрился в хипповую девицу, Возникшую как бес в их загородном доме.

Да, это было безнадежно. Он хотел забыться. Ведь от него (тут вспомнишь Купол[40]) так веяло «обломом».

Тогда он отодрал свою жену. Нет, это не годится. Как с Куполом: никто к нему не шел с поклоном — Не мог найти (на карте появился он потом). А доходил и понимал: какая дрянь, меня надули, вот облом.

О, «новая рабочая любовь».[41] А после он и Ева Отправились на ужин, успев и приодеться. Пустые разговоры, их «друг в друга вера», А за словами пошлыми о вере, если приглядеться, За этой самой верой — ложь, измена. И от тщеты всего рыдаешь словно в детстве. Он был народ-изгой, больной проказой, Все потеряло смысл привычный и значенье разом.

Он уши накрепко ладонями закрыл, От звуков этих захотелось в омут, Но он вернулся, как всегда спокойный, позвонил. Жюстине, аналитику, но «никого нет дома». По саду прошвырнулся, раз, другой, и поступил Как и всегда в минуты пост-облома: Поехал в ближний супермаркет натощак И там кого-то «запер» на парковке, просто так.

В тележку он набрал отборные плоды. Потом прошелся мимо касс, чтоб углядеть Хорошенькую самую кассиршу сей дыры — Вон ту блондиночку бы закадрить суметь. На вид ей было лет пятнадцать. Позади Оставив очередь, он выложил пред нею снедь: Жемчужный виноград и апельсины смело. Она была как куколка. Он улыбался как Ромео.

Кассирша тоже улыбнулась. Расположил к себе Красивым комплиментом и восторгом явным И уболтал ее увидеться в обед, А на парковке осадил того водителя нахально, Сказав: «Профессор», дав визитку как билет. А после, подождав девчушку, славно наяривал ее (вместо обеда) с четверть часа На пассажирском месте, съехав к лесу с трассы.

Он был ей благодарен. Но ничего не ощутил. Какой кошмар. Миранда, бейджик сообщал. Как в «Дивном новом мире».[42] Он был без сил. И всю наличность ей не думая отдал. Она расправила свой форменный винил Халатика. Потом он высадил ее, как угадал, Не доезжая до ее работы. Вот помахала уж рукой. Он повторял: «О дивный новый мир». Тут волной

Накрыло вдруг его, и он упал на руль и зарыдал В пустынном месте, вот ведь занесло. В округе — ни души. Он все б сейчас отдал За вкусный ужин. Так что, опустив стекло,

Чтоб высохли глаза, домой помчался. Вот не ждал: Потеря камеры открылась. Впрочем, все равно. Какие волосы у Амбер! Они достойны песни. Воистину, у Амбер волосы прелестны.

Она потом затеяла игру. «Все просто: должен каждый Мне дать любую вещь, принадлежащую ему. Ну, скажем, ключ от дома, от машины, важно, Чтобы вещица была вам дорога; а я пойму Ее взяв в руки, и без утайки расскажу О вас, о вашей сути всё как на духу. (Он Астрид попросил из спальни принести, Взяв с при прикроватной тумбочки, его ключи.)

Она глаза закрыла и взяла у Магнуса кольцо. Сказала, что не стоит прятать правду никогда. Но Астрид не хотела дать ей ничего. И ей сказала Амбер — верь своим глазам. Вот Ева протянула — он не понял что — И Амбер ей сказала нечто странное тогда. Его черед. Ключи она взяла и к носу поднесла. Ее дыханье ощутил он — так близка она была.

«Ты никогда не овладеешь тем, чем хочешь. Пока ты не поймешь, чего же именно ты хочешь. Ведь ты на самом деле не желаешь то, что хочешь. Ты лишь того желаешь, что недостижимо, — вот и хочешь

В азарте этого. А потому все то, чего ты жадно хочешь,

Вовсе не то, чего ты в самом деле хочешь. Твоя задача — осознать, чего ты все же хочешь, И почему всем сердцем этого ты хочешь.

Она роняет все ключи на стол. Сказала — «никогда». Мол, никогда желанного он не получит. И тем сильней ее желает он. Вот это да! Умно: отвергнутому дать надежду. Призрака так мучит К живой жене тоска глухая. О, когда ж Ее получит он! Ведь он не сдался, и желание могуче. Он вышел в сад и стал, как мантру, повторять слова: Нет, я не сдался. И будет все ж она моя.

Потом, намного позже, он поймет: Она ведь знала, после той игры-шарады, Где держит он ключи от дома. Точно — идиот. И вспомнит о своих мучениях с досадой, Без сантиментов. Поразительно — ведь «ключик» тот Был у него под носом, только было надо Открыть глаза, увидеть знак и следовать ему. Но он не видел: слепому знаки ни к чему.

…истории, то есть в Средние века с этакой харизмой ей бы явно несдобровать; из истории известно, что не во все эпохи было безопасно обладать подобным почти животным магнетизмом, и были времена, когда с нее бы содрали принародно кожу, или протащили через всю деревню в порядке публичного унижения и потом раздавили под бревнами, или, побрив наголо, приковали цепями к столбу у местной церкви, как ту девушку в фильме Бергмана, там еще смерть шла по следам средневекового рыцаря, а чума превращала людей в безумцев. Господи, смотреть эти фильмы — отдельная работа. Они прекрасны. Но очень трудные, «неприступные», и ужасно мрачные. Как она понимает, само время, в которое происходит действие фильма, было мрачное. С другой стороны, именно эти мрачные времена и порождали подобные фильмы. Тот самый фильм задумывался как аллегория на паранойю по поводу ядерной гонки, если Ева правильно помнит. Обязательно ли в мрачные эпохи возникало мрачное искусство? И правда ли, что искусство всегда отражает свое время, а не какое-то другое? Ева была членом одного симпатичного книжного клуба, в него входило шесть или семь женщин и один затюканный мужчина, они встречались друг у друга по очереди — одна из прелестей этого занятия была возможность побывать в домах других людей. За последние полгода их клуб обсудил два тягучих исторических романа — оба викторианских, в основном про секс — пера современных авторов, роман последнего лауреата «Букера» о путешествии мужчины на корабле с животными, фостерского лауреата, огромный культурно перегруженный бестселлер, который полгруппы не домучили и до середины, и одну очень милую повесть про городок Саутуолд. Майкл клуб не одобрял. Он считал, что это какое-то запредельное мещанство. Но: Ева была звездой их клуба,