Случайная судьба - [9]

Поппи старалась вести себя так, словно ничего не произошло: сунула в тостер вафли, потом аккуратно намазала их маслом и кленовым сиропом, который Мика привез ей в подарок в конце прошлого сезона, все это время непринужденно расспрашивая девочек о школе и о ежегодном ледовом празднике, до которого оставалось всего ничего. Мисси охотно болтала, Стар молча жалась к ее коленям.

— С тобой все в порядке? — то и дело тихонько спрашивала она малышку. В ответ та неизменно кивала головой, но личико ее оставалось не по-детски серьезным. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что девочка переживает за Хизер.

«С ней все будет хорошо, — хотелось сказать Поппи. — Она скоро вернется домой. Это просто ошибка. Ваш папа все устроит». Но чем больше она думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе. Страшное слово «арест» не шло у нее из головы. Естественно, у нее и в мыслях не было, что Хизер может быть виновна, о чем бы там ни говорили эти парни из ФБР. Будь это кто-то другой, Поппи решила бы, что ее выдал кто-то из местных недоброжелательниц. Но ведь речь шла о Хизер, а Хизер любили все. Но еще больше тут любили Мику, который, хоть и жил затворником, однако родился и вырос в здешних краях, был плоть от плоти Лейк-Генри. И Поппи знала, что местные грудью встанут на защиту Хизер еще и потому, что за эти годы она прочно стала частью его жизни.

Вот поэтому-то ей и не верилось, что предательство — дело рук кого-то из старожилов. Тем более что других возможностей было хоть отбавляй. Всего три месяца назад Лейк-Генри стал центром событий, героиней которых стала родная сестра Поппи, и город просто наводнили газетчики. И сейчас Поппи готова была прозакладывать последний цент, что арест Хизер на совести кого-то из этой шайки.

Но обсуждать это с девочками она не могла. Вместо этого она помогла им смыть с перепачканных мордашек остатки сиропа, велела надеть куртки и снова влезла в свою. Выехав из дома, она позволила им забраться в подъемник, поднявший их в кабину новехонького «блейзера», который мать, невзирая на все протесты Поппи, купила для нее, как только наступила зима. Цвет его отлично гармонировал с ее именем[1] и к тому же внедорожник был доработан с учетом ее возможностей. Когда они все втроем были уже внутри, Поппи, спокойно нажав нужные кнопки, легко убрала подъемник. Потом, убедившись, что обе девочки пристегнулись, отвезла их в школу, помогла надеть рюкзаки и помахала им на прощание.

Не успела за ними захлопнуться дверь, как Поппи уже схватилась за телефон. Она звонила Джону Киплингу. Он родился и вырос в Лейк-Генри, но долго не был в родном городе. Джон уехал в нежном возрасте пятнадцати лет, а поскольку Джон был на десять лет старше ее, можно было легко догадаться, что тогда она была еще слишком мала, чтобы знать его. Они стали друзьями, только когда он вернулся, стало быть, всего три года назад. А шесть недель были еще и родственниками — на Новый год Джон женился на ее родной сестре Лили.

Но сейчас Поппи звонила Джону не потому, что он был ее другом и зятем. Джон являлся главным редактором местной газеты, и если кто мог дать ей в руки ключ к разгадке этой тайны, так только он.

Никто не брал трубку. Подождав немного, Поппи решила, что Джон либо завтракает «У Чарли», либо уже умчался на работу.

Она решила сначала заехать в кафе «у Чарли». Это было симпатичное местечко — с ярко-алыми стенами и белоснежными плинтусами, над выложенной из черного кирпича каминной трубой весело поднимался дымок, а внутри всегда аппетитно пахло поджаренным беконом. Вот и сейчас запах его ворвался в кабину джипа, и в животе у Поппи тут же заурчало.

Она помахала рукой мужчинам, о чем-то болтавшим у входа в кафе. Дыхание клочьями белого пара вырывалось у них изо рта, все трое зябко кутались в высоко поднятые воротники. Но сколько Поппи ни озиралась по сторонам, «тахо», на котором обычно ездил Джон, нигде не было видно. Впрочем, не прошло и минуты, как она углядела его — «тахо» скромно притулился возле ярко-желтого автомобиля, припаркованного рядом с почтой. Насколько было известно Поппи, эта машина принадлежала редакции.

Поппи спешила вернуться домой, к своим телефонам. Но сначала она набрала номер «Лейк Ньюс».

— Киплинг слушает, — рассеянным тоном пробурчал Джон.

— Это Поппи. Ты уже в курсе?

— Привет, милая. — Голос Джона моментально потеплел. — А что случилось?

— Так ты ничего не слышал?!

— Эй, ты забыла, что мы любим поспать, — нарочито сонным голосом ответил он. — До сих пор глаза слипаются.

Поппи, живо представив себе, отчего они с Лили не выспались как следует, вдруг почувствовала острый укол зависти. И тут же разозлилась на себя. — Тебе никто не звонил?

— Нет, никто. — Видимо, он почувствовал неладное, поскольку всю веселость его как ветром сдуло. — Ну-ка, рассказывай! Выходит, я что-то упустил?

— Хизер! — в бессильной злобе рявкнула Поппи, подсознательно стремясь возложить на кого-то вину за то, что случилось. — Ты упустил Хизер! — Торопясь и захлебываясь словами, она пересказала ему все, что знала. — Просто непостижимо, как такое вообще могло случиться! Да Хизер — последний человек, в котором можно заподозрить скрывающегося от закона преступника. Об убийстве я уж и не говорю! Однако кому-то пришло такое в голову! И вот я сейчас гадаю… — она выехала на дорогу, совершенно безлюдную в это время года, ни машин, ни людей, только сверкающие сугробы кругом, — кто же этот сукин сын, который настучал на нее? Кто-то из местных? Вряд ли, все они просто обожают Хизер. Да и Мику тут все любят. Но даже если б и не любили, все равно бы не решились на предательство — просто из страха перед неизбежной расправой, если это выплывет наружу. Нет, голову даю на отсечение, что это кто-то из проклятых журналюг, которые слетелись сюда, словно мухи на… кхм… ну, ты меня понимаешь! Наверняка один из тех, кто затеял всю эту грязную возню вокруг Лили, о которой она мечтала столько же, сколько о том, чтобы повеситься. А поскольку вся эта шатия —