Корнеплодов входит и стоит, молчаливый, как монумент.
К о р н е п л о д о в а. Евтихий, выгони его прочь.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Как вам не стыдно в такой день!
В а с и н. В какой такой день?
О л ь г а Н и к о л а е в н а. В день юбилея вашего тестя, всеми нами любимого и уважаемого писателя.
В а с и н. Кто писатель? Я не вижу. Где? Вот это? А что он написал? Он такой же писатель, как я геоботаник. Даже еще меньше. Удивляюсь, чего смотрит ваш союз!
К о р н е п л о д о в. Вон!
В а с и н. Хорошо. А кто вас на юбилей повезет? Вы думаете, я ничего не понимаю, а я все понимаю. Вы любите на всех ездить. Даже на собственной бабушке ездите верхом.
К о р н е п л о д о в а. Евтихий, ударь его.
В а с и н. Что? Меня бить? Впрочем, вы совершенно правы. Бейте меня. Лупите прямо по морде. Я заслужил. Я польстился... Польстился на все это... Свое будущее, свою науку я променял на вашу гнусную чечевичную похлебку. Да знаете ли вы, жалкие, ничтожные личности, что такое ветеринария? Не подходите ко мне! Расшибу!
К о р н е п л о д о в а. Позвоните в милицию!
В а с и н. Да знаете ли вы, что такое наша родная отечественная эпизоотологическая школа, возглавляемая Вышелесским? Вы знаете, что этой школой установлены этиология, патогенез и мероприятия по борьбе с инфекционным энцефаломиэлитом лошадей? В изучении инфекционной анемии лошадей, сапа и других заболеваний советские патологоанатомы значительно опередили буржуазную науку! А я? Боже мок, а в это время я... Но нет... Кончено!
Б у р ь я н о в (входит). Что происходит?
В а с и н. А! Еще один любитель чечевичной похлебки. Присаживайтесь. Сейчас вас будут запрягать. А лично я - извиняюсь. Сыт по горло. Вера, пойдем!
В е р а. Ты с ума сошел.
В а с и н. Веррра! Я твой муж, и я тебе велю. Ну, без разговоров. А то знаешь... Может быть, ты не хочешь? Так ради бога. Тем лучше. Оставайся и можешь всю жизнь перелистывать эти пресные рукописи по сорок рублей за печатный лист.
В е р а. Ну, негодяй, я с тобой поговорю, когда ты проспишься.
В а с и н. Я уже проспался. То есть проснулся. Желаю вам дальнейшего процветания... Хуторяне! (Уходит.)
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Я так перепугалась... У меня дрожат руки...
К о р н е п л о д о в а. Это даже... смешно, не правда ли? Ради бога, простите, лапушка. Это наш общий недосмотр. И пожалуйста... Я надеюсь на вашу скромность.
О л ь г а Н и к о л а е в н а. Что вы! Что вы! Ничего и не было, я ничего не видела и не слышала. Где этого не случается. По-видимому, машины не будет, так я побегу. Не провожайте меня. До вечера. (Быстро уходит.)
К о р н е п л о д о в а. Вот плоды нашего либерального отношения к людям. Евтихий, успокойся. Не забудь, что у тебя давление, а вечером юбилей. (Вере.) А ты не расстраивайся и не ломай руки. Далеко не уйдет. Видали мы и не таких. Мишенька, ты водить машину умеешь?
Б у р ь я н о в (довольно грубо). Нет.
К о р н е п л о д о в а. Жаль. Ну тогда сбегаешь за такси.
Входит портниха, неся в воздушном большом свертке
платье.
А, юбилейное платье. Несите его, милочка, туда. Вера, ступай помоги мне, будешь держать зеркало сбоку.
Вера и портниха уходят.
А ты, Евтихий, тоже ступай переодевайся, - я тебе что сказала?
Корнеплодов уходит.
Надя, проследи, чтобы мать твоего отца надела желтый платок и новую кофту с оборочками. (Уходит.)
Н а д я. Они бабушку хотят превратить в какую-то сказительницу. Миша, тебе нравится мое платье?
Б у р ь я н о в. Да, но мне не нравится, что ваш нетрезвый родственник позволил себе назвать меня любителем чечевичной похлебки. Что это значит? И вообще мне многое не нравится.
Н а д я. Что за тон? В доме праздник, а все злые как собаки. Только что не кусаются. И ты тоже. Поцелуй меня, ведь мы еще с прошлой ночи не виделись.
Б у р ь я н о в. Это лишнее.
Н а д я. Что-нибудь случилось?
Б у р ь я н о в. Оказывается, против твоего отца ведется сильная кампания. Сегодня на заседании приемочной комиссии его собираются с треском провалить, причем в это дело впутали и меня. Кричат, что Евтихий Федорович протащил мою повесть потому, что якобы я собираюсь на тебе жениться! Ты понимаешь, чем это пахнет? Семейственность, беспринципность. А Сироткин-Амурский прямо заявил, что моя повесть посредственная, серая, не имеет никакой художественной ценности, а сам я молодой карьерист, Растиньяк и состою у твоего отца в холуях.
Н а д я. Но ведь это неправда! Какие жестокие, злые люди!
Б у р ь я н о в. Злые не злые, а факт тот, что моя повесть стоит под ударом, и я этого не допущу. Я буду за нее драться. Прежде всего надо развеять глупенькую легенду, что я на тебе женюсь и что вообще имею какое-то отношение к вашей семье. А я еще, дурак, послал сегодня поздравительную телеграмму Корнеплодову.
Н а д я. Миша, опомнись, что ты говоришь! Ты меня больше не любишь?
Б у р ь я н о в. Не до любви, милая, на карте стоит вся моя карьера. Это понять надо.
Н а д я. Подожди. Я не понимаю. Ты от меня отказываешься?
Б у р ь я н о в. Надо срочно поправлять дело.
Н а д я. Ты отказываешься? Да? После того, что между нами было? Как же я теперь буду смотреть людям в глаза? Родителям, ребятам из института?