Случай Растиньяка - [20]

–  Продавай.

Счастье еще, что не пришлось полгода ждать вступления в права наследства, поскольку ответственным квартиросъемщиком числился сам Алик. Правда, Катя не учла одну маленькую деталь: если продавать квартиру, Алику придется из нее выписаться, а куда, спрашивается? Только к ней, Кате. Скрепя сердце она прописала его к себе. Не на улице же его оставлять.

Он, кажется, чего-то подобного опасался, потому что, когда Катя согласилась его прописать или, как это теперь называлось, зарегистрировать, на его лице отразилось явное облегчение. Но Катя сказала:

–  Если уж ты тут официально прописан, плати свою долю квартплаты и давай мне деньги на питание. Я не обязана тебя содержать.

Опять разразился скандал, опять Алик орал: «Ты что, не понимаешь? У меня заказы зависли!» Катя сказала, что ей все это неинтересно. Она ненавидела семейные сцены, ненавидела себя за то, что они происходят с ее участием и вроде бы даже с ее подачи. Опять Алик привлек на помощь сына, и опять Катя осталась в проигрыше.

Глава 4

Покупаешь всегда дорого, продаешь дешево. Алику пришлось продавать дачу в декабре, в самое неудачное время. Родительскую квартиру он тоже продал впопыхах. Впрочем, Катя не исключала, что он ей врет, сознательно занижает суммы. Он сказал, что ему не хватает четырех тысяч евро, чтобы выкупить свое предприятие из-под ареста. Катя взяла ссуду в банке под залог своей квартиры, нашла работу – оформление какого-то юбилейного издания, – чтобы вовремя эту ссуду вернуть. А Алик в очередной раз явился домой с блестящими от возбуждения глазами и сказал, что эти четыре тысячи потратил, чтобы под Новый год «красиво рассчитаться с рабочими».

–  А что твои рабочие будут делать после Нового года? – спросила Катя. – Если ты не выкупил фирму, значит, работы у них не будет.

–  Мне нужны еще четыре тысячи, – бодро ответил Алик.

–  Ищи сам где хочешь. Мне еще за те четыре расплачиваться.

–  Да ладно, ты где-нибудь найдешь, – принялся уговаривать ее Алик.

–  Нет, – отрезала Катя.

И он нашел деньги сам. Там же, где обычно. После Нового года жизнь потекла своим унылым чередом. В этом году Катя не стала отмечать день рождения. Обзвонила друзей и впервые в жизни соврала, что купила путевку в Египет. На самом деле Этери просто увезла ее к себе на дачу, вернее, в загородный дом на Рублевском шоссе. Катя провела там три тоскливых дня. Этери еще потащила ее в солярий: загар наводить «для закрепления легенды».

Алик почти перестал бывать дома. Где он пропадает и на какие деньги живет, Катя не спрашивала. Она вообще перестала с ним разговаривать, хотя сама больше всех мучилась от предгрозовой атмосферы в доме.

Промелькнул март. А в апреле Кате позвонили прежние соседи по даче и сказали, что одолжили Алику четыре тысячи евро. Срок подходит, а им не удается разыскать его даже по сотовому. Такого поворота Катя не предусмотрела. Со всеми своими друзьями она провела беседу заранее, чтобы больше не ссужали Алику денег, но ей и в голову не пришло предупредить соседей по проданной еще в прошлом году даче. Милые, приятные люди, они не были близкими друзьями, просто соседями. Катя пообещала вернуть, попросила только еще немного подождать.

Потом позвонил муж одной ее школьной подруги с той же песней: он одолжил Алику пять тысяч долларов. Деньги нужны ему срочно. Опять Кате пришлось признать свою ошибку. Она предупредила подругу, чтобы та ни в коем случае не давала Алику денег, но не учла, что у этой женщины своеобразные отношения с мужем. Почти никакие, как у нее с Аликом. Нет, более дружественные, но… отстраненные, вроде как у Англии со всей остальной Европой. Вот Алик и обратился к мужу, зная, что у жены ему не обломится. А тот, не посоветовавшись с женой, денег дал.

Но и это было еще не все. В том же многострадальном апреле Катя как-то раз пошла в магазин, в большой универсам рядом с домом. Внутри стояли игральные автоматы. Уже вовсю шла кампания по запрету игорных заведений в Москве, а у них на окраине, на мысе Дежнева, эти дурацкие автоматы типа джекпот еще стояли, забытые богом и городским начальством. И около одного из них Катя заметила знакомую фигуру тощего сутуловатого подростка. Знакомая куртка с символикой ЦСКА на спине – черная надпись и А в виде красной звезды. До боли знакомый круглый затылок, светлые, коротко подстриженные волосы закручиваются воронкой на макушке, чуть смещенной влево и вниз от темени.

Санька ее не замечал, он был весь погружен во вращение свеклы, брюквы и прочих культурных растений на экране. Катя схватила его за плечо и с силой развернула лицом к себе.

–  Эй! – возмущенно завопил Санька, но, узнав маму, потупился и замолчал.

–  Это ты так в школе учишься? – в бешенстве спросила Катя.

–  Да ладно, мам… Ну, подумаешь, с уроков слинял… Ты, что ли, не прогуливала?

–  А деньги где взял? На чьи деньги играешь?

–  Мне папа дал…

–  Твой папа…

Катя почувствовала, что задыхается. Не находя слов, она впервые в жизни шлепнула сына по щеке. Несильно, не как Мэлора Подоляку, но Саньке и этого хватило.

–  Я тебя ненавижу! – заорал он на весь магазин.

Собралась толпа, ввязалась какая-то заполошная тетка и закричала, что Катю надо лишить родительских прав: она бьет ребенка. Нашлись и доброхоты, стали давать советы.