Случай на улице Капуцинов - [35]

— Десять лет исканий, — продолжал он, — десять лет упорного труда, бесконечных опытов, кропотливой работы над мельчайшими деталями моего аппарата, переходы от отчаяния к надежде и снова к отчаянию и, наконец, полная, безусловная победа… а затем несколько минут этого ужаса, который уничтожил, растоптал и весь мой труд и мою победу…

— Но, Сандерс, — сказал я, — ведь дело, по-моему, обстоит вовсе уже не так мрачно. Ведь ты убил, защищаясь… Иди, сознайся, — никто не сможет обвинить тебя, и твое изобретение еще больше заставит всех изумляться… Ведь более выгодной обстановки для его успеха и не придумать!..

— А клятва, торжественно данная мною в присутствии вас всех, там, в участке, в том, что бумажник и палка у меня были украдены? А бегство от полицейского? А удар сзади, зверский, подлый удар, который никак нельзя квалифицировать как самозащиту? Нет, Глисс, я плохо разбираюсь в этих делах, но знаю, что оправдание тут исключено…

— Нет, нет, ни за что, — сказала Мод, — он не вынесет этого, он погибнет в тюрьме, нет, Глисс, это немыслимо!..

* * *

Глисс замолчал… Последние вспышки углей судорожным светом метались по полу и стенам, как зарницы отдаленной грозы.

— Ну, и что же, — спросил Клей, — на этом и кончается ваша история?

— Если хотите, — да, Клей. Это был мой последний разговор с Сандерсом и его женой. Вскоре они уехали из города, и у меня нет сведений о них.

Клей встал… Вынув из кармана перчатки, он медленно натянул их на пальцы. Подошел к углу, где стояла его палка, взял ее, отыскал на столе шляпу. Затем церемонно поклонился Глиссу.

— Будьте здоровы, Глисс, — сказал он, смотря на него с жестокой усмешкой, — что же касается душевной борьбы доктора Сандерса, то я принужден прекратить ее…

— Что вы хотите сказать, Клей? — вскочил Глисс со своего кресла, чувствуя, что на него надвигается что-то громадное и… страшное.

— Ничего особенного, Глисс, — медленно проговорил Клей, — только то, что считаю необходимым избавить д-ра Сандерса от его душевной борьбы и вернуть миру его изобретение. Как это сделать — вопрос деталей. Будьте здоровы, Глисс!..

ГЛАВА 3

— Доклад был слабоват… Материал, безусловно, есть, но докладчик старательно разбавил его водичкой…

— Да, это не то, что Сандерс… Помнишь его доклады?.. Каждое слово насыщено содержанием, мысль бьет, как исландский гейзер… А его парадоксы? Сравнения, блестящие, как кирасир, и меткие, как судьба!

Глисс вздрогнул и обернулся. Двое беседующих, мужчины средних лет, медленно зашли сзади него. Они уже спустились до половины марша и до выхода оставалось несколько ступеней.

— Я ума не приложу, чем объяснить ту перемену, которая произошла с ним… Он весь как-то сразу вышел в расход… Остался лишь намек какой-то на прежнее…

И говоривший, пройдя мимо отступившего в сторону Глисса, взялся за ручку выходной двери.

Глисс решился.

— Простите, — сказал он, дотрагиваясь до рукава говорившего, — вы упомянули фамилию Сандерса. У меня был приятель, доктор механики Сандерс, — я давно его ищу…

— Он самый и есть… Я бы сказал — бывший доктор механики, а сейчас — так… сплошное недоразумение…

— Может быть, вы объясните подробнее, а заодно скажете, где я могу его найти?

— Да очень просто, — здесь… Я его видел на докладе.

Глисс беспомощно оглянулся кругом, и взгляд его уперся в медленно спускающуюся с лестницы громадную, неимоверно худую фигуру. Она шла прямо на него, и у Глисса голова нагнулась сама собой и шляпа очутилась в руке…

— Здравствуй, Сандерс! — неуверенно сказал он. Сандерс равнодушно посмотрел на него, и Глисс поразился той перемене, которую претерпело его некогда прекрасное лицо. Глаза глубоко ушли в орбиты, нос заострился и, что особенно поразило Глисса, — пышные когда-то волосы влажно, как у чахоточного больного, прилипли к вискам.

— Здравствуй, Глисс, — ответил Сандерс со слабым намеком оживления в голосе.

— Вот мы и встретились! — неуверенно подобрал Глисс шаблонную фразу.

— Да, и несколько неожиданно для тебя, — усмехнулся Сандерс. — Ну, что же, пройдемся, поболтаем.

Первое время шли молча. Сандерс не обнаруживал желания начать разговор первый. Глисс же чувствовал, что общими фразами он продолжаться не может… «Спрошу его про Мод, а там видно будет», — решил он.

— Я помогу твоему интервью, — с той же усмешкой заговорил, наконец, Сандерс, — я вижу — ты мучаешься. Начнем с Мод. Сенсация номер первый: я разошелся с ней… Разошлись мы несколько недель спустя после той глупой истории… Видишь ли, Глисс, несчастие не всегда соединяет людей… В громадном количестве случаев оно развязывает самые крепкие узы, тушит самую пылкую любовь. Пламя любви прекрасно только тогда, когда на него не льют воду… Сенсация номер второй, — продолжал, помолчав, Сандерс, — я бросил мою кино-механику раз и навсегда. Почему — объяснять слишком длинно. А, впрочем, должно быть, по той же причине, по которой я в детстве однажды прекратил изготовление фейерверка, устроив небольшой, но веселенький пожар. Сенсация номер третий, — внезапно останавливаясь и оборачиваясь к Глиссу, проговорил Сандерс, — я имел удовольствие, правда, пока заочно, познакомиться с твоим приятелем Клеем.