Случай на Прорве - [24]

— Мужик, я и есть мужик, — говаривал он, посмеиваясь. — Со мной в лесу-то ночью встретиться страшно, для преступников еще сойду, а всякие там реверансы у меня не получаются.

И все-таки никто не понимал, обижается ли Шустов на свою судьбу. Ведь как ни говори, а многие служившие под его началом молодые сотрудники стали начальниками райотделов, работали на ответственных должностях в областном управлении. Он же оставался на прежнем месте. Тем не менее на работе это никак не сказывалось. Трудился Федор Андреевич не считаясь со временем. Все его сослуживцы души в нем не чаяли и относились к нему с большим уважением.

Затевать разговор об убийстве на Прорве в рабочее время Вершинину не хотелось. Знал, что все равно спокойно поговорить не дадут. Он заглянул к Шустову поздно вечером, часов около девяти, когда тот, сидя в своем небольшом кабинете, при свете настольной лампы с зеленым абажуром просматривал материалы, до которых днем не доходили руки. Зеленоватый свет, высвечивая отдельные, незаметные в дневное время, резкие линии, еще больше подчеркивал необычность его лица.

Хозяин кабинета, продолжая листать какие-то материалы, приветственно поднял руку. Неожиданно он с досадой стукнул кулаком по столу.

— Нет, ты только посмотри, Вячеслав Владимирович, что творит этот Лисичкин, — и передал Вершинину тонюсенькую папку. — Я поручил ему разобраться с заявлением Пугачевых. Несколько дней назад у них украли из дома отличнейшую тулку. Трехствольную с инкрустацией. Цены ей нет. Мусолил, мусолил он заявление, и вот читай, к чему пришел.

Вячеслав раскрыл папку и, перевернув несколько листков с объяснениями, прочел в конце постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, подписанное оперуполномоченным Лисичкиным.

Лисичкин весьма своеобразно обосновал свой вывод об отказе в возбуждении дела.

«Не исключена возможность, — писал он, — что взял ружье гр. Сорока — знакомый дочери Пугачева, не исключено также, что он сам потерял его на рыбалке. Пугачевы делали в доме уборку, не исключено, что ружье затерялось среди вещей во время уборки. Не исключено, что Сорока взял ружье с целью поохотиться у себя дома».

— Не исключено, что ружье взял Лисичкин и потерял его в Африке во время охоты на бегемотов, — рассмеялся Вячеслав.

— Ну и ну, — без улыбки покачал головой Шустов. — Два года я учил его, думать заставлял, но, как говорят, не в коня корм. Буду ставить вопрос об отчислении его из уголовного розыска. Ничего не получается. Пусть переводят участковым.

— Участковым? — Вячеслав удивился. — Да на селе участковый — большой человек. А Лисичкин такое натворит со своими способностями, все вместе не расхлебаем. Здесь-то он хоть под постоянным контролем, а там сам себе хозяин будет.

— С кадрами сейчас тяжело, — вздохнул Шустов. — У нас некоторые участковые по три зоны обслуживают, за трех человек работают.

— Все равно. С Лисичкиным это не выход. Лучше вообще не иметь участкового, чем ставить такого, как Лисичкин. Вообще странно получается, — Вершинин недоуменно развел руками. — Кино я недавно смотрел и книжку читал. Участковый там один, ну прямо класс психологического расследования показывает, убийства раскрывает, поучает следователя, прокурора, жуть аж берет. Впору прямо разогнать следователей, прокуроров — все равно только мешаются под ногами.

— Такое я тоже читал. — Шустов встал, тень его закрыла почти всю стену. — Я так считаю: один участковый или один следователь в наше время ничего не сделают, ну, разве случайно. Раскрыть серьезное преступление могут только вместе — следователь, уголовный розыск, участковые. Работать должны в полном взаимодействии и при взаимном доверии. Следователь, ясно, — главная фигура, у него в руках все нити. Он дает указание, какую версию проверить, какую допроверить, какую отбросить. Фактически все мы работаем на него, и он не может без нас, и мы без него — ноль. А герои-одиночки розыска… — Шустов усмехнулся. — Сам ведь я работал не один год участковым, всю кухню знаю.

«О, самый подходящий момент перевести разговор в нужное русло», — решил Вячеслав и, как бы невзначай, поинтересовался:

— Вы где участковым работали?

— Лет десять назад по Окуневской зоне. Сейчас там Позднышев работает.

— Не жалеете о том времени? Спокойнее было, наверно, чем сейчас.

— Как сказать. Спокойствия и в те времена не чувствовалось. Ведь вскоре после войны работали. То, что сейчас чепе, тогда более или менее обычным казалось.

— Неужели не встретилось ничего серьезного, о чем и сейчас вспомнить можно?

— Как сказать. — Шустов улыбнулся. — И сейчас есть немало серьезного и тогда случалось. Много занимались мы с убийством одного майора. В отпуск он в Окунево приехал. Месяца через три раскрыли. Женщину у нас еще одну убили на озере, — немного помолчав, вспомнил он. — С этим делом тоже пришлось повозиться. А вообще-то я на своем участке больше профилактикой занимался да с самогонщиками сражался.

— За что же эту женщину убили? — спросил Вершинин, напряженно ожидая ответа.

— Постой… Это было где-то… ну правильно, лет десять назад. Двое окуневских рыбаков из озера, Прорва называется, вытащили сетями труп молодой женщины. Оказалось, была убита и брошена в воду. Я тогда на своих земляков грешил. А вышло — один городской жену туда привез свою и убил.