Случай Ковальского - [2]

Петровский ушел в одиннадцать, а спустя сорок пять минут сигнал на контрольном щитке сообщил об отсутствии информации в отделе переводов. За шесть лет это у Янека случалось лишь дважды: пять лет назад, когда подземный толчок повредил кабель между фабрикой и телекоммуникационным центром, и три года назад из-за нелепого замыкания в аварийном контуре. И на этот раз Янек сделал все необходимое: нажал кнопку вызова технической команды, продиктовал рапорт директору и начал искать место повреждения. Через минуту должны явиться инженеры, а еще через две все вернется в нормальное состояние. Предварительная память обеспечивает десятиминутный перерыв в работе без потери информации. (Надо сказать, проектировщики фабрики, конечно, не думали, что такой перерыв возможен на самом деле.)

Диагностический циферблат показывал на повреждение в отделе сортировки информации. Прошло пятьдесят семь секунд с момента аварии: Янек совершенно точно видел это на большом секундомере, автоматически включающемся одновременно с сигналом. Техническая группа еще не появлялась. В чем причина повреждения? Может, в каком-либо из больших кристаллов, исполняющих функции сложных элементов вычислительной машины? Может...

Автоматический секретарь сообщил, что рапорт не передан, так как директор срочно вылетел в Варшаву, секундомер показывал минуту и тридцать девять секунд. Ковальский напряженно смотрел на дверцу лифта.

Минута и сорок три секунды, сорок четыре, сорок пять... Группа уже запаздывает на несколько секунд. Ковальский вторично нажимает кнопку вызова. Двенадцать секунд... пятнадцать... двадцать... Инструкция не предусматривает каких-либо действий при таком опоздании, она просто не предвидит его. Что могло случиться? Раздумывать некогда: надо что-то предпринимать. Ковальский диктует сообщение главному инженеру и нажимает кнопку на щите. Раздвинувшаяся стена открыла пульт, на котором световые надписи указывали последовательность операций ручного контроля. Однажды Янек присутствовал при учебном контроле, поэтому он знал, что в серьезных случаях для диагностики нарушения используют мозг - человек последовательно подключает себя вместо одних узлов аппаратуры, проверяя таким образом исправность других.

Пять минут и двадцать секунд! Уже все должно было быть исправлено, а между тем технической группы до сих пор нет. Автоматический секретарь не подтвердил передачи рапорта главному инженеру. Правда, емкости предварительной памяти хватит еще на четыре минуты с секундами, а этого вполне достаточно для ликвидации аварии, если техническая группа явится в течение двух ближайших минут. А если не явится? Впрочем, это немыслимо, как немыслимо и ее опоздание, но последнее, увы, уже стало фактом.

Пять минут и пятьдесят девять секунд. Емкость предварительной памяти все уменьшается. Абоненты не получают информации уже шесть минут. По всей стране замерли вычислительные машины. Под угрозой оптимальная производительность предприятий, но десятиминутный перерыв в поступлении информации не принесет им больших потерь. Значительно хуже с транспортом...

Кончается восьмая минута! Янек, словно обреченный, смотрит на секундомер. На станциях, аэродромах и космодромах страны все громче воют сирены тревоги. Машины, управляющие подземным, наземным и воздушным транспортом, останавливают корабли и поезда. Никто никуда не может попасть. Ничего никуда нельзя доставить. Жизнь страны застопорилась...

Янек решительно надевает на голову шлем с электродами и подсоединяется к выводам на щите. Ни он, ни кто другой никогда не делал ничего подобного. Не известно, поможет ли это, как не известно и то, чем это грозит человеку. Может быть, мозг будет поврежден...

- Что ты чувствовал? - спрашивали Янека.

- Трудно сказать, трудно определить словами, - рассказывал он. - Все перемешалось. Я чувствовал сильную головную боль, утомление было большим, чем когда я готовился сразу к трем экзаменам. Где-то в подсознании - но это я понимаю только теперь - я чувствовал страх и паническое желание освободиться от электродов. В то же время я не мог ни на чем сосредоточиться. Словно кто-то думал за меня, точнее, принуждал меня мыслить. Тысячи вопросов, сотни тем. Казалось, что прошло несколько часов. Однако когда мне удалось открыть глаза, я поразился: стрелка секундомера передвинулась всего на несколько делений. Потом опять наступило отупение, но в то же время это было нечто совершенно противоположное интеллектуальной неподвижности. Состояние, в котором я находился, можно, пожалуй, сравнить с состоянием, когда сбегаешь с крутой горы и ноги вынуждены двигаться быстрее, чем им это свойственно. Не помню, когда появились инженеры и как меня отключили от щита. Я пришел в себя уже на носилках среди людей в белых халатах...

Пресса не писала о случившемся. И, пожалуй, это правильно. В конце концов нарушение коснулось лишь внутренней работы фабрики информации. Автоматика управления повседневной жизнью страны обладает определенной инерционностью, которой оказалось достаточно, чтобы выдержать десятиминутный Перерыв в поступлении данных, а вот если бы он длился дольше... Случай Ковальского... Ну что ж, ведь есть множество случаев, о которых можно было бы писать. Я сам слышал о некоторых. Во время бурения тоннеля под Балтийским морем из стенок выработки произошел выброс каких-то ядовитых газов. Инженеры, управлявшие машиной, потеряли сознание. Нельзя было терять ни минуты. Некто Савицкий, не имея достаточной защиты, добрался до отравленных и спас их. А в Лодзи, например, случилась авария магнитогидродинамического генератора на городской энергостанции. Инженер Борович, несмотря на строжайший запрет, ликвидировал ее, предотвратив многодневный простой. В результате он получил нагоняй за нарушение инструкции: никакая материальная потеря не оправдывает действий, связанных с опасностью для человеческой жизни. Борович и не ожидал награды. Он считал, что обязан так поступить.