Слой - [26]
Двухкомнатная квартира была заполнена грудой одежды на тумбочке в прихожей, огромным столом в гостиной, суетящимися тетками в свежих крученых прическах, жареными запахами с кухни. Во второй комнате, смежной с гостиной, на большой кровати, заложенной в изголовье куртками и пальто, играли две девочки, года на два старше Мити. «Наверное, дети хозяйки», — предположил Кротов.
Из кухни прибежала рыжая крепкая бабенка, примерно одних с Ириной лет, в замызганном фартуке поверх цветастого платья, обнималась с Ириной, разводя в стороны запачканные готовкой кисти рук. Остро, по-женски, с интересом глянула на Кротова, принимая от него цветы, ахнула при виде большой коробки с импортным беспроводным чайником — подарочным хитом сезона.
Митю немного раздели, чтобы не взмок и не простудился. Сын сразу вскарабкался на кровать и уселся напротив девочек, молчал и не двигался. Девицы смотрели на него, как на куклу.
— Ну ладно, играйте, — сказал Кротов, положив дубленку поверх общей кучи на кровать.
Ирина прятала в пакет лишние пока Митины одежки, сюсюкала с девицами, ободряюще улыбалась сыну. Кротов потоптался у порога и ушел через гостиную в коридор, где надел ботинки и с явным облегчением выскользнул из душной и тесной квартиры, хлопая себя по карманам в поисках сигарет.
На площадке курили пятеро, но разговор вели двое, оба невысокие, в белых рубашках с расстегнутым воротом и немножко женских вязаных кофтах. Кротов обратил внимание, что так одеты почти все, кроме него и еще одного парня, тоже в пиджаке, но без галстука, и Кротов решил, что и он зря надел «удавку».
Один из споривших сидел на синем деревянном сундуке, другой стоял вполоборота, опершись ногой в домашнем тапочке на перекладину чердачной лестницы. Кротов привалился спиной к стене, крашенной таким же синим, что и сундук.
— Четырнадцать миллионов, — сказал сидящий. — Ты понял, нет?
— Да ну тебя, звездишь, — сказал стоящий.
— Четырнадцать миллионов! Бля буду, Коля, верные люди сказали, звездеть не будут. Четырнадцать миллионов в месяц твой директор получает, и это еще ништяк: говорят, на судостроительном еще больше. Понял, нет? Вот так. А ты хотел, чтобы я за пол-лимона уродовался в литейке? Пошли они на хрен! А вы, дураки, вкалываете, как раньше. Задарма. Зарплату когда видел?
— Аванс был в прошлом месяце…
— Ава-анс! С Нового года зарплату не платят, кинули три сотни на аванс, чтоб не сдох…
— Хрен их поймет! — с чувством сказал стоящий. — Понаделали акции-фуякции, дирекции-фуекции… В правлении одни чужие, из каких-то фондов, банков… В уставе хрен разберешь, да его никто и не читал.
— Во-во! — поддакнул сидящий.
— Директор теперь вроде не хозяин, его правление назначает. Чуть какой вопрос: «Я человек нанятый, задавайте вопросы правлению». А где оно, правление? Я его видел год назад на собрании, в морду никого не помню, на фиг.
— Хрен по деревне, два по селу, — ухмыльнулся сидящий, плюнул на окурок и кинул его в банку. — Разворовали завод в звезду.
— Ну, а ты чё предлагаешь? — резко спросил стоящий. — Чё, тоже воровать? Так я бы рад, да не хрен.
— Ладно, покумекаем, — сказал мужик на сундуке. — Ну че там, дадут нам выпить сегодня или нет?
Стоявший у лестницы мужик подошел к квартирной двери, раскрыл ее и гаркнул:
— Ляля!
В проеме нарисовалась именинница.
— Скоро там? — спросил мужик.
— Все-все-все, Коленька, идите садитесь, — затараторила именинница, снимая с шеи петлю фартука, добавила персонально для Кротова: — Проходите, присаживайтесь, где удобнее.
Кротов немного смутился тем, что его так угодливо отличили, специально замешкался с окурком у банки, пропустив мужиков вперед. «Еще и не пить, — с тоской подумал он. — Сдохну ведь со скуки».
Он хотел сесть где-нибудь с краю, ближе к выходу из комнаты, чтобы можно было ходить курить, не тревожа соседей, но ему оставили место в глубине, почти у окна, рядом с мужем именинницы. Ирина сидела напротив с Митяем на руках — видно, тому надоели девицы, а вообще он был ужасно компанейским парнем, что радовало Кротова. Умение не бояться людей, легко сходиться у ними еще пригодится Митяю во взрослой жизни, если, конечно, грядущие детсад и школа не задавят в мальчишке эти Богом данные качества. Сам Кротов их не растерял, хотя с возрастом ему все труднее удавалось преодолевать внутренний барьер неприязни в общении с поневоле нужными людьми.
Кротов оглядел стол и обнаружил тещу, вернее — тещину голову в крашеной синеве волос, едва заметную над столом — сидела на низком диване. Теща церемонно кивнула ему, прижмурив глаза. Были здесь и женщины — родные сестры с мужьями, родителями — и полстола незнакомых Кротову мужиков и баб.
Когда разливали по первой и Кротов отказался от водки, налив себе в рюмку какого-то самодельного морсу — минералки не было, муж именинницы Коля посмотрел на него, как на убогого. Кротовскую фразу «я за рулем» всерьез не принял, обидчиво скривился, но Ирина зашептала ему в левое ухо. Коля покивал и глянул на Кротова уже с пониманием, даже сочувственно-уважительно. «Господи, — подумал Кротов, — что она ему наболтала про меня?».
Митяй слез с маминых колен и путешествовал под столом, где, судя по возне и тихим визгам, давно уже обосновались девицы. Что-то коснулось правой кротовской ноги. Он хотел было приподнять скатерть и заглянуть под стол, как вдруг острые когти, продирая брючину, промчались вверх по ноге, и на коленях у Кротова образовался большой котяра, угрюмый и лобастый, а вслед за ним из-под края скатерти появилась восторженная Митяева мордашка. Кротов спихнул котяру себе за спину и протянул руки сыну.
После распада России журналист Владимир Лузгин, хорошо знакомый читателю по трилогии «Слой», оказывается в Западносибирской зоне коллективной ответственности. Ее контролируют войска ООН. Чеченские моджахеды воюют против ооновцев. Сибирские мятежники — против чеченцев, ооновцев и федералов. В благополучной Москве никто даже не подозревает об истинном положении вещей. В этой гражданской смуте пытается разобраться Лузгин, волею журналистской судьбы оказавшийся в зоне боевых действий. Помалу он поневоле начинает сочувствовать тем, кого еще недавно считал врагом.Присущие авторуострое чувство современности, жесткий и трезвый взгляд роднят остросюжетный роман Виктора Строгалыцикова с антиутопиями Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли.
Пожалуй, каждый, кто служил в армии, скажет, что роман Виктора Строгальщикова автобиографичен – очень уж незаемными, узнаваемыми, личными подробностями «тягот и лишений воинской службы» (цитата из Строевого устава) наполнена каждая страница этого солдатского монолога. Но в частной судьбе ефрейтора Кротова удивительным образом прочитывается и биография всей распавшейся страны, которой он сорок лет назад служил далеко за ее границами, и судьба ее армии. И главное, причины того, почему все попытки реформировать армию встречают по сей день такое ожесточенное сопротивление.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Полная версия нового романа Букеровского номинанта, победителя Первого открытого литературного конкурса «Российский сюжет».Главный герой, знакомый читателям по предыдущим книгам журналист Лузгин, волею прихоти и обстоятельств вначале попадает на мятежный юг Сибири, а затем в один из вполне узнаваемых северных городов, где добываемая нефть пахнет не только огромными деньгами, но и смертью, и предательством.Как жить и поступать не самому плохому человеку, если он начал понимать, что знает «слишком много»?Некие фантастические допущения, которые позволяет себе автор, совсем не кажутся таковыми в свете последних мировых и российских событий и лишь оттеняют предельную реалистичность книги, чью первую часть, публиковавшуюся ранее, пресса уже нарекла «энциклопедией русских страхов».
В последнем романе трилогии читатели вновь встретятся с полюбившимися героями – Лузгиным, Кротовым, Снисаренко... События происходят сегодня. Они узнаваемы. Но не только на этом держится нить повествования автора.Для массового читателя.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.