Слово рыцаря тьмы - [16]

Димка озяб, продрог, обратился в ледяную скульптуру — и только тогда вдруг ощутил жар, спасительное тепло, разливающееся от груди. Медленным, тягучим движением поднял руки и коснулся чего-то, висящего на шее. Жар хлестнул по пальцам, струйками брызнул в руки сквозь кожу, возвращая чувствительность, и стало понятно, что это. Медальон. Грубая деревянная поделка, примитивный амулет, сделанный Катькой на день рожденья. "Дядя" так и не рассказал, что это такое, отмахнулся. А сейчас эта безделушка, надеваемая только ради невесты, грела его с океане замороженной тьмы.

Странник скрутился, обхватил амулет со всех сторон, наслаждаясь жаром. В нормальном мире он не смог бы так свернуться, чтобы прикасаться к крошечному деревянному медальону каждой частью тела, но здесь это получилось. Может, здесь у него тела и не было?

Страха не осталось. Сейчас он уже понимал, что вместе с глотками тьмы получил, мучительно и тяжело, новые возможности и знания. Сейчас он уже мог чувствовать, что какая-то сила увлекает его вдаль. Должно быть, тот самый зов. Мог чувствовать и кое-что другое. Неясные тени, скрытые движения, тягучий шёпот, опасное присутствие. Тёмные пути оказались густо населённым местом. И если большинство соседей поневоле безмолвно тонули, бессильно отдавшись течениям тьмы, встречались странные, хищные тени, с интересом присматривающиеся к движущемуся на зов парню. Хорошо хоть, атаковать не пытались.

Амулет в руках вдруг затрепетал, забился мучительно. Димка, как наяву, увидел странную картину. Катька, с ногами забравшаяся в кресло, укутанная в одеяла и пледы, обложенная грелками, дрожит как в лихорадке. Мать, причитая, пытается напоить невестку горячим чаем, но девушка даже зубы разжать не в силах. И мрачный "дядя", наблюдающий за этой картиной.

В единый миг Димка понял, что представляет собой простенький амулет. Связь между ним и Катькой! В минуты страсти медальон делил и запасал жар любовников, а сейчас щедро одарял девушку холодом тёмных путей.

Димка неуверенно коснулся шнурка. Амулет сделан для него, если снять с себя и отбросить, контакт разорвётся. Но тогда он останется с ледяной тьмой один на один. Мучительно медленно он стянул шнурок, но никак не мог решиться отбросить. Казалось бы, что может быть проще — размахнуться и отбросить, но пальцы свело в судороге, восставшее тело не могло расстаться с теплом, со слабым видением далёкого мира.

— Прости, Димитрий! — Голос "дяди" прозвучал совсем близко. Будто и не было между ними неизмеримого расстояния, бездны, разделяющей миры. — Ещё немного — и ваше дитя погибнет.

И последний источник тепла с хрустом разломился в пальцах Димки. Кусочки дерева выскользнули из пальцев. Видение угасло, как свет выключенного фонарика.

Он всё ещё двигался во тьме. Холод вновь подступил вплотную — но тьма, уже поселившаяся внутри, вдруг всколыхнулась, и облекла нового хозяина. Обтянула тонкой, но невероятно крепкой плёнкой, защищая и отгораживая от бездонного моря мрака.

Димка по-прежнему куда-то падал, мчался, увлекаемый зовом, но уже не испытывал такого страха перед этим странным местом. У него теперь были доспехи — ледяные тяжёлые латы, обжигающие холодом, но это был свой холод, своя тьма, не пытающаяся захватить и заполнить, позволяющая сохранить искры тепла, последнюю память о тёплом и добром мире.

Он не мог сказать, сколько времени прошло. Часы были на запястье, да и кнопку подсветки он нащупал, но увидеть что-либо не сумел. Может, здесь не работала электроника или не распространялся свет. А может, в тёмных путях невозможно пользоваться глазами. Ни дыхание, ни сердцебиение не могло помочь. Он сам не понимал, чем дышит, но происходило это с мучительной неспешностью, а сердце, казалось, вообще не бьётся — или его тело совсем утратило чувствительность?

Потому и сказать было сложно, минута прошла в тёмных путях, или долгие годы, когда вдруг что-то изменилось. Вначале вновь послышался звук порванной струны, а затем вдруг целый ворох ощущений обрушился на его напряжённые до предела органы чувств. Свет, шум, запахи, кисловатый привкус во рту, прикосновения травы, нежное касание ветра. 

— Димо-он! — Зловещий вопль перекрыл даже вой колонок. — Вот же зараза! Куда подевался именинник? Я его так за ухи и не потягал!

— Так никому не удалось! Вёрткий, зараза!

Сразу три всклокоченные головы высунулись из двери на балкон, но предполагаемая жертва покушения умудрилась затаиться между старой шваброй и дырявым ведром. Ушекруты с гиком и рычанием помчались искать дальше и с грохотом споткнулись об кого-то на пороге.

Холодный осенний ветер обдувал разгорячённое лицо, освежая и прочищая мозги после душной задымленной комнаты. Вообще-то сначала договаривались, что курить будут только за пределами квартиры — на балконе или в подъезде, но чем больше пустых бутылок перекочёвывало под стол, тем труднее становилось выпихивать курцов (и даже нескольких куриц), составляющих абсолютное большинство. Магнитофон надрывался Земфирой, значит Мумийтрольщики и Децлеры наконец угомонились. Слабые попытки нескольких девчонок поставить какую-нибудь танцевальную "попсу" в расчёт даже не принимались.