Слово о смерти - [40]

— Владыко, человеколюбивый Царь, спасший прежде меня подобного мне разбойника, удиви и на мне милость Твою: прими плач мой на смертном одре. Как принял Ты пришедших в единонадесятый час, ничего не совершивших достойного, так прими и мои горькие слезы, очисти и крести меня ими. Больше этого не взыскивай от меня ничего: я уже не имею времени, а заимодавцы приближаются. Не ищи и не испытывай — не найдешь во мне никакого добра: предварили меня беззакония мои, я достиг вечера; бесчисленны злодеяния мои. Как принял Ты плач апостола Петра, так прими этот малый плач мой и омой рукописания моих грехов. Силою милосердия Твоего истреби мои прегрешения.

Так исповедуясь в течение нескольких часов и утирая слезы платком, разбойник предал дух. В час смерти его старший врач странноприимного дома видел сон: к одру разбойника пришли мурины с хартиями, на которых были написаны многочисленные грехи разбойника; потом два прекрасные юноши-царедворцы принесли весы. Мурины положили на одну чашу написанное на разбойника; эта чаша перетянула, а противоположная ей поднялась кверху. Святые Ангелы сказали:

— Не имеем ли мы здесь чего?

— И что можем иметь, — возразил один из них, — когда не более десяти дней, как он воздерживается от убийства?

— Впрочем, — прибавили они, — поищем чего-нибудь доброго.

Один из них нашел платок разбойника, намоченный его слезами, и сказал другому:

— Точно, этот платок наполнен его слезами. Положим его в другую чашу, а с ним — человеколюбие Божие и посмотрим, что будет?

Как только они положили платок в чашу, она немедленно перетянула и уничтожила вес рукописаний, бывших в другой. Ангелы воскликнули в один голос:

— Поистине победило человеколюбие Божие!

Взяв душу разбойника, они повели ее с собою; мурины зарыдали и бежали со стыдом. Увидев этот сон, врач пошел в странноприимный дом; Пришедши к одру разбойника, он нашел тело еще теплым, оставленным уже душою; платок, наполненный слезами, лежал на глазах его. Узнав от находившихся при нем о покаянии его, принесенном Богу, врач взял платок, представил его императору и сказал:

— Государь! Прославим Бога: и при твоей державе спасся разбойник.

Однако, заключает весьма благоразумно эту повесть передавший нам ее, гораздо лучше благовременно приготовлять себя к смерти и предварять страшный час ее покаянием341.

Справедливо замечает святой Иоанн Лествичник, что зло, обратившееся от долговременной привычки к нему в качество, соделывается уже неисправимым342. «Злой навык обладает, как самовластный тиран, часто и над плачущими», — восклицает грустно тот же наставник иночествующих343. К этому должно присовокупить, что покаяние возможно только при точном, хотя бы и простом, знании православной христианской веры, чуждом всякой ереси и зломудрия. Заимствовавшие свой образ мыслей о добродетелях и правилах жизни из романов и других душевредных еретических книг не могут иметь истинного покаяния: многие смертные грехи, ведущие в ад, признаются ими за ничтожные, извинительные погрешности, а лютые греховные страсти — за легкие и приятные слабости; они не страшатся предаваться им пред самыми смертными вратами. Неведение христианства — величайшее бедствие!

Господь призывает человека к покаянию и спасению до последней минуты его жизни. В эту последнюю минуту еще отверсты двери милосердия Божия всякому, толкущему в них. Никто да не отчаивается! Доколе не закрыто поприще, действителен подвиг. Последние минуты человека могут искупить всю жизнь его. В Египте некоторая девица именем Таисия, оставшись сиротою после родителей, умыслила обратить дом свой в странноприимницу для скитских иноков. Прошло много времени, в которое она принимала и успокаивала отцов. Наконец ее имение истощилось. Она начала терпеть недостаток. С нею познакомились неблагонамеренные люди и отвратили ее от добродетели; она начала проводить худую жизнь, даже развратную. Отцы, услышав это, очень опечалились. Они призвали авву Иоанна Колова и сказали ему:

— Мы слышали о сестре Таисии, что она расстроилась. Когда была она в состоянии, оказывала нам свою любовь; и мы ныне покажем нашу любовь к ней и поможем ей. Потрудись посетить ее и по премудрости, данной тебе Богом, устрой ее.

Авва Иоанн пришел к ней и сказал старице, стоявшей на страже у ворот, чтоб она доложила о нем госпоже своей. Она отвечала:

— Вы, монахи, поели все имение ее.

Авва Иоанн сказал:

— Доложи ей; я доставлю ей большую пользу.

Старица доложила. Юная госпожа сказала ей:

— Эти иноки, постоянно странствуя при Чермном море, находят жемчуг и драгоценные камни; поди, приведи его ко мне.

Авва Иоанн пришел и сел возле нее. Воззрев на лицо ее, он преклонил главу и начал горько плакать. Она сказала ему:

— Авва, что ты плачешь?

Он отвечал:

— Вижу, что сатана играет на лице твоем, и как мне не плакать? Чем не понравился тебе Иисус, что ты обратилась на противные Ему дела?

Она, услышав это, затрепетала и сказала ему:

— Отец! Есть ли для меня покаяние?

Он отвечал:

— Есть.

— Отведи меня куда хочешь, — сказала она ему и, встав, пошла вслед за ним.

Иоанн, заметив, что она не распорядилась, даже не сказала ни одного слова о доме своем, удивился. Когда они достигли пустыни, уже смеркалось. Он сделал для нее возглавие из песка и такое же другое, в некотором расстоянии, для себя. Оградив ее возглавие крестным знамением, сказал: