Слово Императора - [24]

Разбойники вообще-то не относились к компетенции Мунара, но сейчас их деяния приобрели пугающий размах. С войны возвращались те, кто умел только воевать, и некоторые из них не хотели или не могли учиться мирной жизни.

А рудник… тоже, увы, понятно и объяснимо. Страна истощена войной, жители истощены войной, и некоторые, прежде не помышлявшие о преступлении как о способе решения своих проблем, сейчас дошли до грани. Преступность в последние годы сильно выросла, и с этим тоже надо было что-то делать. Как и с разросшейся армией, напоминающей в финансовом смысле бездонный омут, и с неурожаями, требовавшими докупить недостающее у соседей, и еще с сотней крупных и мелких напастей, разъедавших еще совсем недавно благополучную страну. Сейчас, когда появилась возможность расформировать большую часть армии и высвободить тем самым нужные ресурсы, все это пока выглядело поправимым: очень вовремя мы спохватились.

Да, вступая в войну, император Шидар явно не ожидал, что она так сильно затянется.

Императрица Александра Шаар-ан

Не хотелось это признавать, но я, кажется, весьма переоценила свои силы. От кабинета до покоев было недалеко, но через несколько шагов я начала очень сомневаться в своей способности преодолеть этот путь. Голова закружилась, и пришлось привалиться к стене всего в нескольких метрах от приемной, пережидая дурноту, чтобы не рухнуть посреди коридора.

Прикосновение к затылку прохладного полированного камня приободрило и прочистило голову. Попыталась высказаться гордость, мол, обращаться за помощью – недостойно и вообще стыдно, но была быстро и невежливо заткнута. Потому что растянуться по дороге было еще менее достойно, а не попросить помощи, когда она действительно объективно нужна, – еще и глупо.

Но, когда я почти уже отклеилась от стены, чтобы вернуться обратно в кабинет, меня отвлек чужой, смутно знакомый голос, прозвучавший совсем рядом. Голос был странный – высокий и хриплый, каркающий.

– Все-таки хороша девка!

Вздрогнув от неожиданности, я распахнула глаза, дабы выяснить, кто это такой разговорчивый. Увиденное меня, мягко говоря, озадачило.

Рядом стояла старуха. Скрюченная, высохшая, маленького роста, со сморщенным лицом и крючковатым носом; она напоминала какую-то странную птицу, да вдобавок еще давно и безнадежно мертвую. Длинные редкие седые волосы были разделены на пряди, часть которых была переплетена пестрыми шнурками, а часть – прихотливо перехвачена нитками, и клоками свисали до талии, завешивая женщину дымчато-серым паутинным покрывалом. Традиционный местный наряд, в покрое которого я не стала разбираться сегодня утром, напоминал на ней древний саван, особенно своим пыльно-белым цветом.

И только глаза – внимательные, ярко-желтые, звериные – выбивались из образа. В них была властность, мудрость и совсем не было старости.

– Кто вы? – решительно отстранившись от стены, спросила я.

Старуха не спешила отвечать; восхищенно цокая языком, как будто на рынке приценивалась к приглянувшейся кобыле, она начала обходить меня по кругу, цепко придержав за локоть, когда я попыталась повернуться к ней лицом.

– А Владыка-то наш не промах, – противно ухмыльнулась она, принюхиваясь. – И страной управлять успевает, и жену охаживать не забывает!

– Какое ваше… – раздраженно начала я, сожалея, что передо мной стоит такой ветхий музейный экспонат, а я даже не представляю, как можно ее урезонить, делая скидку на древность и субтильность. Первый пришедший в голову вариант «кулаком в ухо» можно было трактовать как преднамеренное убийство. Второй – пара забористых оборотов непечатного характера – встал поперек горла: воспитание и кровь венценосных предков были категорически против.

– Молчи, девка, я говорю! – властно оборвала она. – И вообще, я тебе добра желаю, – вполне миролюбиво заключила старуха. – Не признала, беззубая? Ты из моих рук вчера чашу с кровью брала, жрица я. Ни тебе, ни мужчине твоему худого не сделаю. – Сухая ладонь кандалами сомкнулась на моем запястье, и старуха потащила меня по коридору.

Поскольку направление совпадало с нужным, а слабость почему-то отступила, я покорно поплелась следом. Во всяком случае, до императорских покоев нам по пути.

– Шидар упрямый дурак, – проворчала она. – Неправильная война, гадкая, подлая. Хорошо мальчишка умнее оказался, прекратил, тебя взял. Выйдет дело, чую – выйдет! Хорошее дело выйдет, ладное, – бормотала старуха, а я не особенно вслушивалась.

К моему удивлению, жрица привела меня именно туда, куда нужно было, то есть – в покои. Невозмутимо втащила внутрь, подвела к накрытому на двоих столу и кивнула на кресло, а сама царственным движением, не вяжущимся с согбенной спиной и шаркающей походкой, опустилась напротив. Я озадаченно огляделась, не понимая, кто и когда успел исполнить мое желание наконец-то поесть. Происходящее мне не нравилось – чем дальше, тем сильнее. Зрела твердая уверенность, что старуху эту слушать не следует, а делать то, что она говорит, – тем более. Хотя голод был просто зверский; утром желудок от мыслей о еде порывался вывернуться наизнанку, а теперь явно угрожал переварить самого себя, если не подкинуть ему чего-нибудь существенного.