Слово Говорящего - [30]

— Впустите, — сказал он уже тише, — но если у этого человека глаза зеленого цвета — твоя голова полетит вон в тот угол, — он махнул мечом.

Теперь бледностью лица слуга напоминал Итиро. Кагэро скривился и отвернулся. Он был почти уверен, что пришел Мудзюру. Да, он искусно скрывает свой облик от людей, как скрывает и Кагэро, но друг друга они узнают всегда.

Вошел не Мудзюру. Просто какой-то не слишком бедный крестьянин, полумертвый от счастья. Он упал на колени и так застыл, не зная, как и что говорить. Кагэро скрипнул зубами.

— Как посмел ты явиться во дворец императора, грязь? — прогудел он. Естественно, ни малейшего представления о манере разговора столь высокопоставленных особ он не имел. Но старался сыграть на природной строгости голоса. Кто посмеет возражать императору? Скорее, небо с землей поменяются местами, чем кто-либо возразит ему или сделает замечание.

Кагэро почувствовал, что волна славы уже захлестнула его с головой.

Крестьянин пошевелил губами, но не издал ни звука. Кагэро окинул взглядом зал. У дверей застыли подобно изваяниям стражники, слуга уже куда-то исчез… По залу гуляла пугающая пустота.

Кажется, подул ветерок, легкий, прохладный. И зашептали голоса.

Кагэро успел подумать, что уже устал от этих штучек, но зал сжался, превратился в кольцо шага три-четыре в поперечнике. Сверху полился свет, белый и беспощадно яркий. В кольце — Кагэро, крестьянин с белыми от ужаса глазами. А за пределами его — тьма, как стена. Только где-то в этой тьме стоит и наблюдает за происходящим Мудзюру.

— Как ты… посмел… явиться… грязь?! — зарычал Кагэро. Гнев захватил его и понес на гребне своей волны. Происходит что-то необычное.

Может быть, Мудзюру все же не лжет и действительно хочет «вылепить» из Кагэро…

Ярость подкатила к горлу. Ну кто просил?! Кто?! Кагэро отвел руку и одним махом снес крестьянину голову. Тело, глухо стукнув, упало на пол. К ногам Кагэро устремился красновато-черный поток. Отрубленной головы он не видел — укатилась в темноту.

Рука никак не хотела выпускать меч. И ярость ничуть не утихала, настойчиво искала себе выхода. Кагэро стиснул зубы так, что посыпалась костная крошка, и принялся рубить мертвое тело. Кровь брызгала ему на лицо и на руки, хрустели кости… Ему было все равно.

Кагэро очнулся только тогда, когда меч стал чиркать по каменному полу. Растворилась радуга перед глазами, он опустил глаза… Его тут же вырвало. Кагэро рухнул на пол, согнувшись пополам. Судороги сотрясали желудок, уже совершенно пустой, как только его взгляд падал на то, что еще недавно было человеком, судороги брались за него с новой силой. Кагэро отполз подальше, заметил, что нет больше ни круга света, ни стены темноты. Зал, залитый солнечным светом, идущим непонятно с какой стороны.

Кагэро откатился к стене, оставляя за собой кровавый грязный след. Стало немного легче. Он смог сесть. Меж двумя стражниками, которые, кажется, даже не заметили происшедшего, прошел Мудзюру. Огромные двери за ним мягко закрылись.

Мудзюру покачал головой.

— Жестокость человека не заключается в уподоблении трупоеду, — сказал он. — Что это?

— А приятно было смотреть, как меня рвали собаки? — прохрипел Кагэро. — Да ладно бы уже собаки. Это же были наполовину люди! Что ты с ними сделал? Убил?

— Убил, конечно, но быстро, — ответил Мудзюру. — Им не было больно.

Кагэро помолчал.

— Ты разрушил всю мою жизнь… — сказал он после нескольких минут молчания.

— Опять ты за свое. Ты мне надоел своим скулежом! Да будь ты мужчиной, в конце концов!

— Мужчиной? Тот, кто без всякой причины убивает людей, называется настоящим мужчиной?

— Брось ты эти мысли. У тебя есть все: власть, сила. Выше тебя человека нет. Ты вправе хоть весь свой народ уничтожить. Живи в свое удовольствие!

— Какая тебе с этого выгода? Ты вроде говорил что-то об Истине… Забыл уже? Или никогда и не было никакой Истины?

— Есть все, но цена очень высока. Мне же выгода самая прямая. Каждый убитый тобой человек прибавляет мне лет жизни. Ты пойми, что я отдал часть себя тебе.

— То есть, как прибавляет? — изумился Кагэро.

— Вот так. Пока что мы с тобой — одно целое, две половины. А ты что думал?

— Ты живешь за мой счет?

— Конечно. А мне сейчас иначе и нельзя. Ты должен убивать, чтобы я мог жить. А если я умру — ты тоже долго не проживешь. Потом ты, конечно, отделишься, но сейчас…

— И как же так получается?..

— Легко. Знаешь, жизнь — она вроде воды в кувшине. Чем старше человек, чем больше кувшин, тем больше может в нем уместиться воды. Но кувшин-то запечатан, туда не влезешь. Смерть — это не разрушение, это обмен. Когда умирает один взрослый человек, может быть, десяток младенцев получают возможность родиться.

— Я не буду… — Кагэро замотал головой. — Не буду, слышишь!

— Будешь. Будешь, куда ты денешься.

— Назови хоть одну причину.

Мудзюру засмеялся своим скрипучим, хриплым смехом.

— Какая может быть причина? Я так сказал, значит, так и будет! Может, мы и две половины, но я изначально сильнее. А силу, знаешь ли, можно только самому накопить.

— Тогда я буду убивать только младенцев. Пусть тебе будет хуже.

— Пожалуйста, — Мудзюру пожал плечами.